Геннадий Коваленко - Прозвища казаков донских и кубанских станиц. Казачья жизнь

Владимир Сидоров «Вуркалака»

Как-то очень давно, еще в России, около 1905 г. мне попалась в руки небольшая книжечка «Генерал Я. П. Бакланов». С тех пор прошло уже 60 лет, но ее содержание я помню, хотя некоторые подробности и ускользнули из памяти. Дело было во время Кавказской войны. Казачий отряд ген. Бакланова расположился на отдых. Не помню, где именно это было.

В свободное время два казака отправились в соседний аул и там что-то стащили. Потерпевший не растерялся, а пришел к генералу и стал жаловаться, что его обокрали казаки. А генерал спрашивает: «Можешь узнать тех казаков?» – «Могу», – ответил обокраденный. Бакланов, приказал отряду построиться и вместе с горцем начал его обходить. Вскоре последний указал: «Вот этот, и этот…». Генерал распустил отряд, а ворам приказал идти в канцелярию, куда вскоре пришел и сам.

«Ах вы с… с… Теперь война идет, а вы грабежом занимаетесь! Расстрелять сейчас-же…».

Виновники взмолились: «Ваше превосходительство… Ради жен и детей наших пощадите нас».

«А вы что – оба женаты и детей имеете?» – спросил генерал.

«Так точно, Ваше превосходительство…».

Генерал подумал, а потом приказал привести самую грязную корову. Привели черную корову, грязную с головы до конца хвоста. Генерал и говорит:

«Ради жен и детей ваших дарую вам жизнь, но в наказание сейчас же целуйте эту корову под хвостницу…».

Поцеловал один, а за ним и второй.

«А какой вы станицы?» – спросил Бакланов.

«Ермаковской…».

Тут генерал опять вскипел: «Ах вы, такие сякие… Сыны самой лучшей станицы на Дону, а будут ее теперь дразнить «черная корова»…». Так это прозвище и осталось за Ермаковской.

В былое время, как только придешь в полк и распределят по сотням, тогда старым казакам и на глаза не показывайся. Только выйдешь во двор, сейчас же спрашивают: «Какой станицы?» – «Ермаковской…». – «А, черная корова». – «А ты?» – «Я – Кумшацкой…». – «Еж, значить… – а ты там – с папироской возишься?» – «Богоявленской» – «Половинка…».

Вот за эту «половинку» мне чуть было сильно не влетело от моего сотенного вахмистра Т. О. Богаевского. (Кстати, Н. Е. Ермаков не упомянул, что Богоявленскую станицу дразнят «половинкой»). Вахмистр был как раз Богоявленской станицы. Был он строгим, но и справедливым. Однажды после утренней уборки зовет меня вахмистр и говорит: «Вот тебе кусок латки, иголка и нитка – почини мне этот матрас». Это был матрас, на котором казаки приседают после прыжка через кобылу. Я примерил латку на дыру, она оказалась мала. Я и говорю вахмистру: «Господин вахмистр, эта половинка мала…». Вахмистр вспылил: «Што, што ты сказал?» – по видимому, он подумал, что я его дразню «половинкой»… Не знаю, чем бы это кончилось, но выручил меня мой взводный урядник: «Господин вахмистр, он еще молод и не знает, что значить слово «половинка»… Он говорит, что эта латка слишком маленькая, чтобы залатать дыру…». Вахмистр строго посмотрел на меня и сменил гнев на милость: «Если этот кусок мал, возьми другой…».

Фомин.

Почему так стали дразнить казаков станицы Есауловской не известно. Казаки одного из кутков Есауловской станицы имели прозвище «Тума прирожденная». Очевидно первые казаки населявшие этот куток были детьми от смешанных браков.

Решили золотовские казаки перенести свою станицу с правого берега на левый, а на левом было решено оставить хутор. Вот в этой новой станице и нужно было произвести раздел земли на паи. Как говорится: глупа та птица, которой своё гнездо не мило. Но, рано или поздно птица новое гнездо вьёт.

Собрались казаки на станичный сход, судить да рядить, кого в землемеры отрядить. Чтоб было всё честь по чести, чтоб всем казакам можно было на земле сести. Долго глотки драли, за грудки друг друга брали. Чтоб те землемеры не остались без веры. Выбрали для этого четырех казаков – землемеров с саженями. Для успешности работы решили, что два землемера будут отмерять с одной стороны, а два с другой. Потрусили жеребки и пошли отмерять, а станичники всем за ними, шалая гонять. Гоны были на 160 саженей.

Судить, судили, рядить, рядили, да не уследили. Глядели, чтоб землемеры честными были, да про монопольку забыли. Водка, вроде и не деньга. У наших же бражников много праздников. А тут некоторые казаки, не будь дураки, запаслись магарычами. А оно всем известно, магарыч не взятка, хоть и питиё и сладко.

С одной стороны землемеры-хрычи, оказались слабоваты на магарычи. И не прочь были прибавить на пай по 2—3 сажени. А с другой стороны отмечали честь по чести. Когда же пришли к концу юрта, то у первых не хватало земли, а у вторых вышло все правильно. И получился клин. Вот и прозвали казаков станицы Золотовской «клинами».

В каком году крестилась Зотовская станица в тайне хранится. О этом мне неизвестно, я ведь сам не местный. Но знаю точно, что было то среди лета, и была уже уборка хлеба где то. Станица получила уведомление о предстоящем приезде Архиерея.

Казаки из дальних хуторов, бросая свои работы, по съезжалися в станицу, – не столько, чтобы Богу помолиться, сколько посмотреть на такую высокую личность. Видеть которую, в то время почиталось за редкостью и даже счастье.

Наступил день архиереева приезда. На краю станицы – с той стороны, откуда ожидали Владыку, – станичный атаман поставил конного махального, почетного казака станицы – мужа своей сестрицы. Казак он был бы не промах, в мундире, да сапогах, как говорили новых. Как заметит он приближение поезда архиерея, так должен был немедленно сообщить в станицу. Так он и сделал. Да только вот одна беда, даже не беда – бедишка. Да на ней и погорают многие людишки. Старики то не дураки, как говаривали: пошлёшь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт. А тут ещё для храбрости хватил махальный лишка. Недаром же говорится: не пей до дна – на дне дурак сидит.

Вот видит махальный, по степи клубы пыли несутся и глухой звон бубенцов слышен – знать архиерей на тройке несётся, земля трясётся. Он на коня, да к церкви, крича, что архиерей едет. А в церкви молебен. Молят казаки Бога, чтоб довёл архиерея до их порога.

Услышал батюшка благую весть, велел звонарю Борщёву на звонницу лезть и звонить до его слова. А мирянам велел бить в честь сего земные поклоны, и разобрать по рукам хоругви, кресты да иконы. В церкви сутолока да суета, казаки, расхватав святыни, пошли на майдан крестным ходом с другим православным народом. А звон да топот всё ближе. Стоит народ, глазеет. душою да сердцем млеет.