Александр Соколенко - Хранить вечно. Воспоминания

Многие верили этому всепрощающему акту свыше, не верил этому только Илья Емельянович, хотя он уже однажды был освобожден по частной амнистии как участник строительства Беломоро-Балтийского канала, а второй раз был списан по возрасту.

По поводу разговоров об амнистии он говорил:

– Болтают, как дети малые. Ведь как не поймут люди, что за проволокой нас миллионы подвижной рабочей силы. Ведь хорошо ли плохо, но все вкалывают. На что наша инвалидка, и та дает продукцию. А надумало правительство что строить, сейчас же туда этапы. Это не то, что с вольняшками, у которых спрашивай согласие, хотят ли они туда ехать, да и там дай ему квартиру, зарплату.

Потом, подумав, добавил:

– Может, что и будет. Вот воров Сталин очень жалует. А политики, расхитители пусть и не ждут.

Илья Емельянович словно в воду смотрел: после окончания войны на свободу ушли воры и, вопреки логике, дезертиры. Еще шла война с Японией, и, видимо, требовалось пополнение армии. Но война вскоре кончилась, после того, как американцы сбросили на Японию атомные бомбы. В результате победы воры и дезертиры получили полную свободу.

Илья Емельянович рассказывал, что он, как активный участник строительства Беломоро-Балтийского канала, по ходатайству администрации, был освобожден из заключения по частной амнистии. Я попросил его рассказать, как его списали позже по возрасту.

– А это было как раз перед войной, – сказал он. – На этом острове собрали нас старичья много. Убытки стало нести государство от нас: комиссия, оформление и вскоре всех нас по шапке. Списывали всех, не считаясь со статьями.

А тут случилось так, что я в это время делал начальнику колонии двуколку. Вызывает меня к себе начальник и говорит:

– Вот, что Илья Емельянович, прошу тебя, закончи мне двуколку, и ты тогда пойдешь домой не с пустыми руками.

Подумал я, подумал, и согласился. А пока доделывал эту повозку, грянула война. Пятьдесят восьмую приказано было задержать. Задержали и меня. Вот сижу, как видишь. Жду.

Он замолчал, подумал, потом посмотрел на меня и закончил:

– А где ни доживать: хрен редьки не слаще. Тут хоть знаешь, что тебя не посадят!

Мастера мебельного цеха, которыми заведовал Илья Емельянович, говорили, что у него золотые руки. Прежде всего, он был прекрасным слесарем, кузнецом, шорником, сапожником. Все, что он делал, делал с любовью, с большим знанием дела, вкладывал в то, что творил, свою душу.

Как-то перед войной колония участвовала в какой-то промышленной выставке изделий. Илья Емельянович изготовил своими руками для выставки седло. Работа его была оценена высшим баллом, и седло уехало в Москву как лучший экспонат.

При оценке качества стали, ему было достаточно посмотреть, какие возникают искры, если ее приложить к наждаку, и по ним он определял, может ли эта сталь пойти на то или иное изделие.

Илье Емельяновичу быть бы ученым. Он умел проникать вглубь того, с чем сталкивался, и, если встречалась какая-нибудь неясность, загадка, он старался найти разгадку и часто находил. Человек этот стоял обеими ногами на Земле, любил ее, был очень любознательным. Он в совершенстве владел казахским, китайским, монгольским языками. Память у него была колоссальная, хотя в школе он никогда не учился. Научил его читать, писать и четырем правилам арифметики беглый солдат.

Как-то я попросил его рассказать свою биографию.

– Какая же у меня биография? – сказал мне Илья Емельянович. – Словно я Володя (Ленина Илья Емельянович всегда называл по имени и объяснял: он мой годок).

Его дед, герой Отечественной войны 1812 года, побывал с нашими войсками в Западной Европе, насмотрелся, как там живут люди, не пожелал снова идти под ярмо помещика, а махнул на вольные земли в Сибирь, попал на Алтай и поселился на ничейной земле у реки Катуни. Там он нашел таких же беглых русских, поселившихся в этой стране богатств и сказочных чудес, русском Эльдорадо. На реке Семе он построил водяную мельницу, развел пасеку, промышлял зверя, искал золото, кузнечил.

Отец Ильи Емельяновича, Емельян Семенов, человек, который еле мог расписаться, обладал колоссальной памятью. Он занимался скототорговлей, почти не бывал дома, много ездил по торговым трактам Сибири, Казахстана, Китая и Монголии со своими многочисленными стадами скота и отарами овец. Никаких бухгалтерских книг у него не было. Все свои денежные связи он держал в своей памяти. Кстати сказать, для своих торговых операций собственных капиталов у Емельяна Семенова не было: он был связан с московскими гильдейскими купцами, у них и кредитовался.

В 1900 году, после Покрова, вернувшись из Москвы, куда он всегда в это время ездил для расчетов со своими кредиторами, отец Ильи Емельяновича внезапно умер.

Похоронив отца, Илья Емельянович задумался: что делать? От своего деда он научился многим специальностям (деда давно уже не было в живых). Много тысяч верст исколесил он и по торговым путям-дорогам, помогая отцу. Решил Илья Емельянович поехать в Москву к его шефу. Добравшись на лошадях до Омска, а дальше до Москвы на поезде, по железной дороге. Московский шеф никогда не видел Илью Емельяновича в глаза. Встретившись с ним, зорко посмотрев, спросил:

– Никак Емельяна сын. И, почувствовав недоброе, добавил: – А тятька что?

– Да, сын, – подтвердил Илья Емельянович, – А тятьку недавно похоронил.

Купец пригласил его к себе, долго расспрашивал о том, как случилось это несчастье. Купеческое дело опасное. С купцом всегда деньги, а до денег много охотников. Где бы ты ни был, с кем бы ты не встречался, а всегда смотри в оба, а то быстро отправят на тот свет. Узнав, что Емельян умер своей смертью, купец несколько успокоился и, наконец, спросил:

– Ну, а ты чем думаешь заняться? Тоже, видимо, по купечеству?

– Хочу, как тятька. По его путям-дорогам уже много изъездил. Вот только деньжишки потребуются.

– — А за деньгами завтра приходи. Деньги есть.

– На следующий день, – рассказывал Илья Емельянович, – купец с глазу на глаз, без всяких документов и расписок вручил мне сорок тысяч бумажками, и мы расстались.

До первой мировой войны – Илья Емельянович вечно в движении на торговых путях между Россией, Китаем и Монголией. Где бы он ни был, с кем бы ни встречался, всюду он желанный гость. Владея в совершенстве многими азиатскими языками, он прекрасно знал быт, обычаи, пословицы, поговорки, сказки тех народов, с которыми имел дело.

Он знал торговые тысячекилометровые тракты, выпасы, водопои, знал, каким образом и за какое время можно попасть на ту или иную ярмарку, чтобы его животные были живы и здоровы и не потеряли товарность. Он был не только хозяином-купцом, но и неплохим зоотехником и ветеринаром. На высоком скакуне с револьвером в кармане и винчестером за спиной он скакал то впереди, то позади своих многочисленных отар.