Джей Марголис - Убийство Мэрилин Монро: дело закрыто

«Сейчас – самое счастливое время в моей жизни, – заявила Мэрилин в ходе своего последнего интервью, которое она дала Джорджу Баррису незадолго до своей безвременной кончины. – Впереди меня ждет прекрасное будущее. Не могу дождаться, когда оно наконец наступит – это должно быть так интересно! Уверена, все только начинается; я хочу играть в комедиях, трагедиях, все вперемешку… Я ни о чем не жалею. Если я и совершаю ошибки, то расплачиваюсь за них сама… Мне нравится быть здесь (в Калифорнии), хотя время от времени я скучаю по Нью-Йорку. Здесь мне достаточно запереть двери, и все, я могу идти. Здесь я твердо стою на земле».

– С какой стати ей сводить счеты с жизнью? – недоумевает Джордж Баррис в беседе с Джеем Марголисом. – Мы сделали прелестные фотографии на пляже Санта-Моники, неподалеку от дома Питера Лоуфорда. Мэрилин купила новый дом в Брентвуде, но он был не готов. Она специально ездила в Мексику, чтобы обставить его в мексиканском стиле. Мебель должны были доставить со дня на день. Мэрилин сказала мне: «У меня фотографировать нельзя, там все не так. Что будем делать?». «Если ты хочешь вернуться в Каталину, где вы жили с первым мужем, я, конечно, постараюсь это устроить…» – «Нет, я не хочу возвращаться». «Тогда, думаю, нам подойдет дом одного моего друга в Голливуд-Хиллз, – предложил я. – Это идеальное место. Между прочим, мы уже обо всем договорились. Взамен он просит лишь фото с тобой как сувенир. Конечно, если ты не хочешь…» – «Нет, все нормально». Фотосессия состоялась. Я сфотографировал Тима Леймерта вместе с Мэрилин. Все остальные снимки сделаны в его доме».

В 1995 году Джордж Баррис издал трогательную и полную нежности книгу о Мэрилин Монро, снабдив ее этими фотографиями, сделанными в Санта-Моника Бич и в Северном Голливуде, в доме его друга, Тима Леймерта. Этот проект они задумали еще в сентябре 1954 года – всего через несколько дней после знакомства. В то время Мэрилин снималась в комедии «Зуд седьмого года». Баррис фотографировал ее. Позже эта кинокартина станет его самым любимым фильмом с участием Мэрилин Монро. «Что мне особенно нравилось в Мэрилин, так это то, что она не строила из себя кинозвезду, – писал он. – Она не витала в облаках… Конечно, она была безумно красива и сексуальна, но была в ней какая-то детская невинность… На съемочной площадке Мэрилин всегда держалась вежливо и дружелюбно».

В последних трех картинах – «Займемся любовью» (1960), « Неприкаянные» (1961) и «Что-то должно случиться» (1962) – дублершей Мэрилин была Эвелин Мориарти. Что касается незаконченного фильма «Что-то должно случиться», Мориарти сообщила Ричарду Баскину следующее: «Бак Холл был помощником режиссера и, как и все начальство, ненавидел ее. Оператор и Банни Гардель, отвечавший за макияж тела, рассказывали, как однажды – еще во время работы над «Автобусной остановкой» [1956 г.] – Бак Холл бесцеремонно заглянул в ее гримерку. Мэрилин обозвала его «любопытной Варварой». Этого он ей так и не простил. Сволочь. К моменту съемок «Что-то должно случиться» руководству «Fox» Монро уже осточертела. Когда Мэрилин шла по съемочной площадке, напряжение буквально витало в воздухе. Съемочная группа ее обожала, но для верхушки она была всего-навсего куском мяса. Они к ней так и относились.

1 июня [1962 г.] Мэрилин исполнилось тридцать шесть. В то утро я купила ей торт со свечами, однако [режиссер] Джордж Кьюкор и руководство «Fox» разрешили его вручить только после того, как она отработала полную смену. Ближе к вечеру Джордж наконец-то объявил, что я могу выкатывать торт. Он тоже участвовал в праздновании, но улыбки были ненастоящие. Когда Мэрилин уходила – к тому времени остались только Банни Гардель и [мастер по прическам] Агнес Фланаган, – я сказала: «Она не приедет в понедельник, потому что Бак Холл и другие вели себя с ней просто омерзительно». Тогда я еще не знала, что Мэрилин больше не приедет вообще».

В ту же пятницу, в последний день рождения Мэрилин, на съемочную площадку «Что-то должно случиться» приехал Джордж Баррис. Он только что вернулся из Рима, где собирал материал о съемках фильма «Клеопатра». Позже он скажет Джею Марголису: «Увидев меня, она воскликнула: «Что ты здесь делаешь?! Я слышала, ты в Риме с Элизабет Тейлор! Итак, ты нашел новую девушку, да?» «Ну что ты, – улыбнулся я. – Мы просто сделали небольшой репортаж. С ней невозможно работать». «Представляешь, за эту картину ей платят миллион долларов!» – не унималась Мэрилин. Чуть позже вынесли торт, и все спели «С днем рождения». Я сидел рядом с ней.

В понедельник, когда я приехал на студию, Мэрилин еще не было. Потом она все-таки позвонила и сказала, что плохо себя чувствует. Она была очень хрупкая. Начальство послало к ней штатного врача [доктора Ли Сигеля], и тот подтвердил, что Мэрилин действительно больна. Ребята пришли в отчаяние. Все эти техники, операторы, актеры и актрисы сидели на зарплате. Студии грозило банкротство. Элизабет Тейлор отвалили миллион долларов за «Клеопатру». Честно говоря, в финансовом отношении студия переживала не лучшие времена».

Мэрилин была уволена с картины 8 июня. На следующий же день Баррис и Монро приступили к работе над совместными проектами и занимались ими вплоть до 18 июля. «По-моему, нет на свете человека более целеустремленного, чем Мэрилин, – вспоминает фотограф. – Я не знаю ни одной модели, которая работала бы столько, сколько работала она».

«Я никогда не поверю, что Мэрилин наложила на себя руки, – пишет Баррис. – Ее убили. Таково мое мнение, и его я буду придерживаться всегда».

В разговоре с Джеем Марголисом Баррис заявил: «Я никогда ее не забуду. Это была добрая, честная, милая девушка. Всего, чего она добилась, она добилась исключительно благодаря своей удивительной целеустремленности. Всем, кто ее окружал, она приносила только радость. Мэрилин была очень заботливой, внимательной. Робкой и вместе с тем безмерно одинокой. К сожалению, ее браки оказались не очень удачными. Вот если бы у нее родился ребенок… Наверное, это могло бы спасти ей жизнь».

О ее трагической кончине Баррис узнал только на следующее утро: «Я был за городом, со своим шурином. Помню, мы как раз отправились в местный магазинчик купить молока и бубликов. Я остался в машине, а он пошел за покупками. И тут же прибежал обратно: «Только что передали по радио!». «Ты о чем?» – не понял я. «Мэрилин умерла». «Больше так не шути, нехорошо». «Нет, это правда! Честно!» Я не мог в это поверить. Я высадил его и помчался в Нью-Йорк, где я жил. Кажется, это было миль сто, не меньше. К счастью, меня не оштрафовали, и я чудом не попал в аварию. Дома – в то время я жил в Саттон-Плейс – швейцар сказал, что меня искали журналисты и фотографы. «Если они вернутся, меня здесь нет», – шепнул я. Потом поднялся по лестнице. Включил телевизор и радио. Везде шло одно и то же: «Мэрилин умерла. Мэрилин умерла». Это было выше моих сил. Я все вырубил. Просто в голове не укладывалось».