Филиппов Филиппов - Не померкнет никогда: повести и рассказы

Но вражеские машины, выплескивая сполохи огня, все ползли и ползли вперед. Первые из них уже дошли до окопов. В танки полетели теперь гранаты, бутылки с зажигательной смесью. Несколько машин загорелось. У Лавриненко от напряжения занемели руки, так и подмывало сейчас же броситься на врага, на выручку пехоте, но комбриг молчит, а без его команды нельзя.

Пехота держится молодцом, забросала бутылками еще два вражеских танка, а третий распустил гусеницу, завертелся на месте на самом бруствере и завалился одним боком в окоп.

Но их много, этих танков. К расположению обороны мотострелков прорвалось еще пять вражеских машин, и, хотя две из них вскоре пустили черные шлейфы дыма, орудия их продолжали огрызаться, а на помощь им подошло еще несколько панцирников.

«Ну, пора, пора, где же команда, комбриг?» Лавриненко даже постучал по наушнику: исправна ли связь? А между тем все больше и больше танков прорывалось к позициям мотострелков, и некоторые уже начали утюжить окопы.

— Лавриненко, — наконец услышал Дмитрий совершенно спокойный голос комбрига, — помоги пехоте.

— Вперед! — почему–то крикнул Дмитрий, хотя товарищи и так хорошо его слышали.

В тот же момент взревел двигатель танка, тридцатьчетверка бросила назад комья земли и, раскидав наваленные на нее для маскировки деревья, выскочила на поляну. За танком взводного из своих засад вышли еще две машины. Антонов пока обнаруживать себя не стал.

Прячась за кустами, танки прошли еще метров сто вперед и внезапно появились совсем близко от вражеских машин.

Одно за другим ударили танковые орудия. Наши танкисты стреляли почти в упор, поэтому две вражеские машины вспыхнули сразу же после первых выстрелов. Но взвод продолжал идти на сближение с врагом. Еще несколько выстрелов — и тридцатьчетверки скрылись за густо разросшимся кустарником, а через несколько минут появились снова, только уже с другой стороны. Вновь мгновенная дерзкая атака — и два вражеских танка занялись огнем. Тридцатьчетверки под прикрытием дыма от горящих вражеских машин вновь вернулись на исходные позиции и, используя складки местности, заросли кустов, незаметно для врага быстро перешли на другие места засад, и снова стали ждать, пока немецкие танки не подойдут на выгодную для атаки дистанцию.

Дмитрий внимательно наблюдал за тем, что происходило в окопах, — там было особенно жарко. Трудней всего приходилось бойцам, окопавшимся на небольшом взгорке, выступающем вперед от основной линии обороны. Те, кто избрал для себя это место, вынуждены были с трех сторон отбивать наседавшего врага. А когда немецкой пехоте так и не удалось завладеть этим выгодным рубежом, на него пошли танки. Вражеские машины стали с двух сторон обходить пригорок, чтобы отрезать его от основной линии обороны, и, когда, изрыгая пламя, немецкие бронированные громадины стали уже карабкаться по склону, Лавриненко отдал своим танкистам приказ отбить атаку.

Тридцатьчетверки выскочили слева от пригорка и, маневрируя, стали заходить в тыл наступающим фашистам. Гитлеровцы, видя, что их обходят, начали разворачиваться, но тут сзади, из окопов, полетели противотанковые гранаты, и вскоре три машины запылали, охваченные пламенем. Остальные же стали медленно пятиться назад, стараясь уйти под прикрытие склона. Однако тридцатьчетверки, не сбавляя скорости, продолжали идти на сближение.

Увлекшись боем, Лавриненко не заметил, что в небольшой лощинке за поваленными от взрыва деревьями притаились два вражеских танка. Еще минута — и один из них ударил бы тридцатьчетверке в борт. Выручили пехотинцы. Какой–то огромного роста солдат вылез из окопа, кубарем скатился по склону и, вскочив, швырнул в панцирник связку гранат. Танк задымил, а смельчаку где ползком, где перебежками от воронки к воронке удалось добраться до своего окопа. Однако в это время по позициям бригады откуда–то из фашистского тыла ударила крупнокалиберная артиллерия. Один из снарядов разорвался на самой вершине пригорка, и там, где только что исчез в окопе солдат, поднялся вверх серый фонтан глины…

А Лавриненко между тем развернул свою тридцатьчетверку в сторону второй вражеской машины. Гитлеровцы приняли этот вызов.

Черный угловатый панцирник, чуть покачиваясь на неровностях почвы, открыто, без выстрелов шел навстречу. Михаил Бедный, стараясь уберечь тридцатьчетверку от прямого попадания, вел ее плавными зигзагами, то прибавляя, то снижая скорость.

— Миша, не шарахайся из стороны в сторону, прямо держи! — зло крикнул Дмитрий, видя, что Бедный старается держать машину подальше от панцирника. — На испуг берет, сволочь!..

Два танка на полной скорости летели друг на друга, и каждый из них, казалось, решил идти на таран. Расстояние между ними сокращалось с каждой секундой.

— Псих он, что ли! — выругался Бедный. — Расшибемся же!..

— А ты нервы в кулаке держи… — оборвал его Дмитрий.

И лишь когда до фашистского танка осталось буквально с десяток метров и он, не выдержав, резко свернул влево, Дмитрий, быстро развернув пушку, нажал на педаль спуска. Прогремел выстрел. По броне вражеского танка пробежала дорожка искр, и он, словно споткнувшись, остановился, весь окутанный черным дымом.

— Молодец, Миша! — похвалил Лавриненко.

— Ну, братцы, с вами тут страху натерпишься, — откликнулся упавшим голосом Борзых. — Я думал, будет сейчас из нас броня с гарниром…

— Пока живы, не помрем, — пробасил Федотов.

— От пули не помрем, — не унимался Борзых, — так от Мишкиной езды кондратий хватит. Что это за водитель — в городе грузовик сбил, тут чуть танку фасад не расквасил…

— Иван, пехота справа. Вон опять к высотке лезет, а ну скоси ее, а то я могу своих зацепить, — скомандовал Дмитрий.

Борзых тут же нажал на гашетку, и несколько секунд его пулемет работал не смолкая.

Гитлеровцы, видимо, никак не ожидали столь внезапного появления и стремительного натиска советских танков. По тридцатьчетверкам не было произведено ни одного результативного выстрела; наши же танкисты били по целям с близкого расстояния и тут же, меняя направление движения, ловко уходили от ответных ударов. Несколько таких дерзких скоротечных атак привели немцев в замешательство и заставили остановиться. Это позволило нашей пехоте и артиллеристам быстро оправиться и самим перейти к решительным действиям. По вражеским танкам прямой наводкой ударила артиллерия. Шквал пулеметного огня прижал к земле немецкую пехоту.

И вот уже, огрызаясь огнем, уцелевшие машины фашистов стали пятиться назад. А танкисты Катукова, не давая врагу опомниться, нанося ему удар за ударом, заставляли его все дальше и дальше уходить от оборонительного рубежа бригады.