Владислав Ельников - Рубежи Новороссии

…С того шикарного особняка, где жили раньше, мы съехали. Нас в порядке подмены должны были перевести на зимние квартиры в другой город, но дело зависло из-за каких-то несогласованностей, и мы опять застряли в Дебальцево. Здесь условия плохие: нары, один кран с водой на всех, дырявые крыши, битые стёкла.

Зато у нас начались учения. Я наконец-то проверил пристрелку моего автомата, порадовался, что она очень хорошая, то есть при правильном прицеливании мой автомат бьёт очень точно. Один из наших командиров обучил нас порядку стрельбы: как надо подойти к огневой позиции, как правильно занять исходное положение для стрельбы. Оказывается, каждое движение должно быть точно выверено, все действия осуществляются в строгой последовательности. Данный порядок сразу напомнил мне работу машиниста метро, где должностные инструкции так же строго определяют все движения тела. Эта требовательность вызвана несовершенством склонной к ошибкам человеческой натуры.

Подобные жёсткие требования часто вызывают у нас неприятие, мы в этих случаях склонны думать, что и без этих сложностей сделаем всё как надо. Однако без особых приспособлений человек не сможет нарисовать даже правильной окружности, он неминуемо допустит при этом отклонения и неточности. Если подобного рода естественные промахи передадутся бездушной технике, то ничто уже не сможет исправить ошибку. Поэтому эти порядки придуманы не просто так, но заведены на основе горького опыта. Их цель — исключить в будущем те ошибки, которые уже случались, и за которые пришлось заплатить дорогую цену.

Позавчера я стрелял из гранатомёта, отчего чуть не оглох, до сих пор голова звенит сильнее, чем обычно. При выстреле труба гранатомёта выбрасывает назад сильную струю раскалённых газов и ударную волну. Я как бахнул из гранатомёта, так сразу было ощущение будто из ушей что-то потекло. Уши заложило, а в голове появился какой-то особенный звон, причём со стороны правого плеча, с которого стрелял. От выстрела я был немного оглушён, поэтому плохо проследил, где разорвалась граната. Она улетела вперёд метров на четыреста и рванула в гуще деревьев, разросшихся вдоль протекающего по оврагу ручья. Примерно туда я и целился, но всё же оценить точность своей стрельбы не мог.

Когда оглушённость немного прошла, я выстрелил второй раз, предварительно забив уши ватой. Теперь я целился и смотрел за разрывом гранаты более внимательно. Граната рванула метрах в двухстах левее того места, куда я хотел попасть. Такой результат никуда не годится, надо учиться стрелять из гранатомёта ещё и ещё. Дело осложняется тем, что учебные стрельбы из гранатомётов бывают очень редко, а когда и случаются, то сделать больше 2-3 выстрелов вряд ли хватит сил и здоровья, потому что от ударных волн можно получить контузию. Впрочем, надо заметить, что ударная волна от выстрела гранатомёта была в этот раз сильнее обычной из-за застрявшего в трубе гранатомёта постороннего предмета.

На следующий день мы отрабатывали тактику пехотного боя в наступлении. Сначала прошли пешком по полю километра полтора, осмотрели рубежи, где и что мы должны делать, рассыпáлись цепью, затем вновь собирались в строй. Затем сели на боевые машины пехоты (БМП), стали выполнять те же действия с машины: где надо, высаживались с них, рассыпáлись в цепь и шли вперёд за машиной. Где надо, собирались к машине, прыгали в неё и ехали дальше. Эти упражнения мы выполняли трижды. Не смотря на стоящий на дворе сентябрь, день выдался жаркий. К вечеру мы сильно вымотались, хотелось пить. С обедом ничего не получилось, но оно и к лучшему: бегать после обеда по полю не было бы уже сил. Вечером мы вернулись в казарму, кое-как помылись, быстро поели и после вечерней поверки бухнулись спать.

В тот день у меня произошёл неприятный случай: стоя на броне БМП и захлопывая крышку моторного отсека, я не убрал подальше ногу, отчего тяжеленный лист с размаху хлопнул по ноге. Меня спасли бутсы со стальными вкладками в верхней части, благодаря которым я отделался лишь синяками да лёгким прихрамыванием. Эти бутсы я купил в Москве, собираясь в Новороссию, и одевал их очень редко из-за их тяжести и неудобства, предпочитая им обычные гражданские полуботинки белорусской фирмы «Маркос». Полуботинки чрезвычайно хороши во всех отношениях, я проходил в них все пять месяцев моей службы в армии ДНР, но на полевые учения командование приказало всем одеть берцы. Я, имея бутсы, не стал покупать берцы, и главным образом из-за и без того большого количества вещей, управляться с которыми очень хлопотно. Поэтому собираясь на полевые учения, одел бутсы. Они не дотягивают немного до берцев из-за отсутствия голенища, но в произошедшем случае берцы никак не могли бы спасти кости стопы от раздробления. В бутсах же я отделался лишь ушибом, с которым продолжал ходить и даже бегать.

Езда на БМП живо напомнила мне срочную службу в рядах советской армии, где у нас были вождения и стокилометровые марши на других гусеничных машинах. БМП я видел тогда только со стороны, они напоминали мне какие-то лодочки, быстро несущиеся по заснеженным полям, словно глиссер по водной глади. В этот раз ехать на «лодочке» довелось уже мне самому.

Как и 35 лет назад, при взгляде с брони душу охватил восторг от вида трогающейся с места колонны бронетехники. За всю мою жизнь мне довелось управлять множеством разных машин, водил я и поезда метрополитена, но всё это не идёт ни в какое сравнение с ездой на гусеничной бронетехнике. Здесь ты управляешь почти несокрушимой мощью, здесь ты ощущаешь надёжность и силу техники, здесь пространство перестаёт тебя ограничивать, связывать твои перемещения, чинить тебе преграды и препятствия. На БМП летишь по полю, пересекая колеи под прямым углом, что для колёсных машин, наверняка, значило бы поломку и застревание. БМП же проходит эти колеи поперёк, не дрогнув. Кочки, объезжаемые колёсными машинами, БМП срезает, не чувствуя. Овраги и широкие ямы она проходит, словно яхта по морским волнам, поднимаясь на гребень и мягко спадая с него вниз, затем поднимая нос и взбираясь на следующее возвышение. В узком заболоченном овраге наша машина упёрлась носом в покрытое камышами дно, но наш механик-водитель отлично справился с управлением. Машина на какое-то мгновение остановилась, но затем, напрягшись и изрыгнув клуб сизого дыма, медленно двинулась вперёд, натуженно урча своими механизмами. Срезав острым носом кусок заболоченной почвы величиной с копну, машина взобралась на другой берег, вынося чёрную сырую землю с пучком торчащего из неё зелёного камыша. Далее мы неслись по степи с огромной для бездорожья скоростью порядка 50 км/ч, легко и мягко преодолевая неровности, плавно покачиваясь на воронках от разорвавшихся снарядов. Но вот машина достигла рубежа высадки десанта, то есть в этом месте все мы — командир отделения, пулемётчик, его помощник и гранатомётчик выпрыгнули из движущейся машины на ходу и рассыпались в цепь.