Людмила Бояджиева - Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь ХХ века

– Эта чертова война никогда не кончится! – Лохматые брови Мартина свирепо ерошились. – Они уже гребут всех, кого попало. Даже знаменитого певца, между прочим, уже не мальчишку, вдобавок семейного и с врожденной травмой уха! Черт! Есть надежда, что ты будешь петь в каком-то полковом оркестре. Не пошлют же они тебя стрелять!

– Ты о чем, старик?! – Фрэнк побагровел. – Я не трус. По фигу мне эти сраные пули! Отсиживаться в окопе не стану. – Он поморщился, схватился за голову: – Но карьера! Стоит на месяц отлучиться – и найдется с десяток «заместителей». А контракты с бродвейскими театрами?.. Черт! Все коту под хвост!

– Зря ты так. Второго Синатры нет!

– Но я не хочу потом начинать все сначала!

После шумных семейных дебатов решено было вновь обратиться к Вилли Моретти. На этот раз Вилли сказал, что пора бы им познакомиться с самим Багси, фамилию которого произносили шепотом. Отец и сын Синатры на следующий день вылетели в Нью-Йорк.

Расположившись в кресле первого класса и потягивая виски, Мартин решил поставить сына в курс дела:

– Звали его Бенджамин Зигельбаум, он родился в бандитских трущобах Бруклина году этак в девятьсот третьем – девятьсот пятом… Ну, считай, лет на пять моложе меня. Выходит, сейчас Багси уже сорок с хвостиком…

– Па, может мы будем говорить потише? – Фрэнк кивнул на соседа по креслу, занятого чтением немецкой газеты с фото Гитлера на первой полосе. Фюрер, с вдохновенным лицом параноика, выступал перед толпой.

– Этот немец ни бельмеса не сечет по-нашему. Я проверял. Смотри… Синьор! Простите, вам не мешает наш разговор? – обратился Мартин к американцу по-итальянски. – Какое симпатичное лицо! – Он ткнул в фото фюрера. Тот не поддержал беседу. Пожал плечами и попросил перейти на английский или, в крайнем случае, на немецкий. Убедившись, что его соседи к беседе не расположены, он вынул из коробочки, выданной авиакомпанией, розовые затычки и вставил их в уши.

– Так-то оно лучше! – Мартин вернулся к прерванному разговору. – Так вот, рассказываю тебе про интересный фильм, – он подмигнул, довольный конспирацией. – О пареньке Багси. Его отец, еврейский иммигрант из России, гробил здоровье на швейной фабрике, зарабатывая жалкие копейки. Денег не хватало на пропитание пятерых детей. Видя, как мучается отец, Бен еще в раннем детстве поклялся: он никогда не будет надрывать спину «честным трудом» ради наживы чужого дяди. И верно решил! Не дурак, а?.. Подростком Бен подружился с Мойшей Седвэйем, таким же оборванцем, как и он сам. Начали ребятки с грабежа уличных торговцев. Бен подходил к одному из продавцов и просил доллар. Тот, само собой, посылал его в задницу. Подбегал Мойша, обливал керосином весь товар и подносил к нему зажженную спичку. В следующий раз торговцы были более сговорчивы и соглашались заплатить дань без промедления. Таким образом, Бену и Мойше удалось взять под контроль всех торговцев на улице Лафайетт.

– Хорошее начало. Если честно, в нашей компании тоже были парни, занимавшиеся похожими делами. – Фрэнк пристроил затылок на подголовник и прикрыл лицо газетой. – Только у них дальше тюряги дело не пошло.

– А у Бена пошло! И очень далеко. Вскоре он повстречал другого подростка, тоже иммигранта. Этот малец уже имел немалый преступный опыт. Вместе они сколотили первую банду наемных убийц. Позже она вошла в Национальный преступный синдикат.

– Старик, не запугивай меня грозными названиями. Если меня вознамерился заслать под бомбы сам президент, то и отстоять меня смогут только люди серьезные.

– Решающим моментом для Бени стала встреча с Меиром Лански. Приглядевшись к бруклинскому раскладу, Лански понял, что из еврейской молодежи, обитающей здесь, может выйти толк. Единственное, чего им не хватало, – это хорошей организации, наподобие организации итальянской или ирландской мафии. И первым человеком, завербованным в его банду, стал Бен Зигель. Парень был смел до идиотизма, всегда на взводе – готов в любой момент броситься на врага и открыть пальбу.

– Багси и означает «бешеный», – уточнил Фрэнк.

– Э, сынок, тут скользкий момент. Означать-то оно означает. А смысл вышел другой. В определенных кругах имя Багси упоминалось, когда речь шла о бесстрашии и ответственном отношении к работе. Но Бен Зигель хотел выглядеть настоящим джентльменом. Естественно, он ненавидел свою кличку. Предпочел, чтобы друзья называли его просто Беном, а все остальные – мистером Зигелем.

– Интересное кино. – Фрэнк делал вид, что борется с одолевающей дремотой, но слушал внимательно. – Я даже слыхал, что этот парень влюблен в искусство. Говорят, – он хмыкнул, – что он состоял в нежной связи с Джин Харлоу, которую пас Говард Хьюз.

– Красотка умерла молодой. Но в Голливуде о нем наслышаны.

– Ты-то откуда все знаешь? – Фрэнк с интересом глянул из-под газеты на отца – мирного пожилого итальянца с проседью на висках и аккуратными усиками.

– Твой отец – боксер, хоть и бывший. Матчи в Нью-Йорке я старался не пропускать. Публика там – та самая. Мне доверяли и много рассказывали.

– Моретти из этой компании?

– С его родными я знаком с Катаньи. Так уж вышло, что сестра Моретти вышла замуж за парня из команды Зигеля. Семейные дела, ты ж понимаешь.

– И мы едем прямо к мистеру Зигелю?! – Фрэнк отбросил газету и в изумлении уставился на отца. – Ну, это круто!

– Постарайся понравиться ему, сынок. И вот что запомни: говорят… люди говорят, что у Зигеля напрочь отсутствует чувство страха и он не раз спасал своих друзей от неминуемой гибели. Моретти сказал мне как-то: «В опасных ситуациях Багси никогда не раздумывал. Пока мы высчитывали, как лучше поступить, он уже доставал пистолет. Когда доходило до дела, никто не мог с ним сравниться. Я не знаю другого столь же храброго человека». Это высокая оценка, мальчик.

Элегантный голубоглазый брюнет с шикарной шевелюрой и благородными чертами лица сидел за столом в саду своего дома в окрестностях Нью-Йорка. Настоящий герой киноэкрана, только что приехавший с кастинга в Голливуде. Вокруг поднимались кроны высоченных кленов, за ними виднелись черепичные крыши невысоких домов. Собственное поместье в парковой зоне, окруженное непроницаемой изгородью и недремлющей охраной. Но ни забора, ни охраны не видать. Стены каменного дома за плечами джентльмена оплетены плющом, из открытого окна взлетает край тюлевой занавеси, доносятся женские голоса и детский смех. На столе, окруженном цветущими кустами, стоят изящный кофейный сервиз, вазочки с сахаром и печеньем. У стола – большая оцинкованная лейка. Прищурившись, мужчина рассматривал зелень на грядке, разбитой вблизи круглой клумбы.