Михаил Губогло - Антропология повседневности

После того, как вода сходила, заполнив все низменности на ближайших лугах, от старицы и до странных, неизвестного происхождения, абсолютно круглых озерец, в мутной воде ловили щурят, не унесенных общим потоком.

Когда половодье истощалось, Миасс входил в свои обычные берега, и по нему плыли последние льдины, смельчаки спускались с быков Каргапольского моста и плыли на такой льдине от моста до спиртзавода, где река делала крутой изгиб, в сторону деревни Вороново, льдину прибивало к берегу, и любители приключений возвращались в школу как раз к концу занятий.

Но однажды одна такая льдина не зацепилась за берег и понеслась дальше, мимо следующих по берегу деревень. И троих «мореплавателей» пришлось догонять взрослым верхом на колхозных рысаках. Подвиг не остался незамеченным, в том числе и следами вожжей на спине каждого из отчаянных моряков. Зато в школе долго об этом плавании говорили сверстники, кто с тихой завистью, кто с открытым осуждением. Сами же «челюскинцы» видели себя героями.

Как бы там ни было, альбомомания, подобно весеннему половодью, была пробуждением таких свежих и новых чувств и устремлений в душах юношества, о которых страстно тосковал преждевременно стареющий душой С. Есенин:

Важную роль в оздоровлении российского общества первой четверти XIX в. играло не только создание и тиражирование художественных произведений, но и формирование читательских навыков, в том числе такое своеобразное историко-культурное, окололитературное явление, как создание семейных и личных альбомов. И хотя «альбомную культуру» не принято рассматривать как проявление вестернизации, в одном типологическом ряду с выдающимися достижениями золотого века в истории русского искусства первой половины XIX в. в сфере литературы, архитектуры, живописи, скульптуры и музыки, с этнологической точки зрения рукописные альбомы, как письменный фольклор, представляют неотъемлемую часть повседневных практик, важный аспект соционормативной культуры дворянской повседневной жизни. Более сотни рукописных альбомов, хранящихся в фондах Государственного музея А. С. Пушкина, представляют собой ценнейшее достояние русской культуры и обыденности дворянского класса пушкинского времени. Достаточно назвать имена автографов и авторов акварельных рисунков. В числе первых – Н. В. Гоголь, Н. М. Языков, П. А. Плетнев, Н. И. Надеждин, В. И. Панаев, в ряду вторых – О. Кипренский, автор портрета А. С. Пушкина, А. Брюллов, тот самый, чья картина «Последний день Помпеи» стала для русской кисти «первым днем», и другие известные художники и деятели культуры [Михайлова 2008: 1]. Рост патриотизма после 1812 г., национального самосознания и укрепление гражданской позиции в некоторых социальных слоях российского общества проистекал не только от победы над Наполеоном, но и, несомненно, был связан с гигантским взлетом художественной культуры. Он нашел отражение в творчестве родоначальников различных отраслей литературы, в творчестве А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. С. Грибоедова, в гражданском подвиге декабристов, а также в становлении традиции «уездных барышень альбомов».

Время нашей истории в поствоенный период 1940–1950-х гг., в том числе краткая пора, получившая название «оттепели», видимо с легкой руки И. Г. Эренбурга, разумеется, не ограничивается сроком пребывания Н. С. Хрущева на посту Первого секретаря ЦК КПСС и отстранения его от этой должности. Оно началось до Хрущева и продолжалось какое-то время после него. Богатейший опыт деревенской и военной прозы, безусловно, имеет связи с нравственным раскрепощением национального духа граждан Советского Союза. И хотя современные поэты Е. Евтушенко и А. Дементьев не без оснований могли сказать, что они вместе с Робертом Рождественским и другими поэтами, вступившими на стезю творчества в 1950-е гг., «надышали оттепель», вклад деревенской прозы был не менее значителен и не менее значим в просветлении умов советских людей.

Напрашивается сравнение. В тесной связи с оздоровляющейся общественной атмосферой и вершинными достижениями русской художественной литературы двух послевоенных эпох в начале XIX и в середине XX вв. находится и развитие традиции литературных рукописных альбомов. Разница в развитии «альбомной культуры» в двух разных эпохах состояла в том, что в первом случае она была уделом дворянских элитных кругов, тогда как во втором случае, на рубеже 1940–1950-х гг., она «спустилась» в толщи народных масс, сосредоточившись преимущественно в подростково-молодежных кругах.

К сожалению, тексты в этих альбомах, как великолепные образцы устного прозаического и поэтического творчества, до сих пор не попали в должной мере в предметное поле этнографических исследований. Между тем в альбомной культуре первой половины XIX в. и второй половины XX в. обнаруживаются интереснейшие черты сходства и различий. Так, например, в каждом случае при оформлении каких-либо «секретных» или «полусекретных» посланий юноши и девушки прибегали к «языку символов» или «языку цветов». Мне уже приходилось рассказывать о том, что белые цветы, подаренные девушке или нарисованные в ее альбоме, означали предложение «давайте дружить», красные розы – «я вас люблю», желтые лютики – «я вас больше не люблю», хотя это и не означало выхода из системы альбомной культуры.

В дворянской альбомной культуре пушкинских времен рисунок, изображающий крест, якорь или сердце, означал соответственно «Веру», «Надежду», «Любовь». Цветок незабудки, вложенный альбом или поднесенный вживую, означал просьбу «помни обо мне», рисунок розы расшифровался как: «Вы прекрасны, как этот цветок» [8] http: hghltd.yandex.net/yandbtm7url [Петина 1985].

Обращение к своим воспоминаниям о «взлете» альбомной культуры на рубеже 1940–1950-х гг. среди сельских школьников вызвано тем, что, во-первых, соотношение письменного фольклора и повседневной жизни послевоенного периода не стало предметом этнографического исследования, во-вторых, отставанием этнологии от литературоведческих исследований, в которых проблемы взаимодействие быта и литературы породило интересную литературоведческую традицию, заложенную в трудах Ю. Н. Тынянова, Б. М. Эйхенбаума и продолженную в исследованиях В. Э. Вацуро, Л. И. Вольперт, Л. И. Петиной и ряда других авторов.

Однако, в отличие от трудов, посвященных преимущественно структурному и технологическому анализу альбомной культуры пушкинской эпохи, сегодня вызывает интерес совпадение двух периодов российской истории, завершившихся победой русского оружия в отечественных войнах и наступившими потеплениями, получившими название «александровской весны» и «хрущевской оттепели». Иными словами, внимание сосредоточено не столько на альбомах, хотя и на них тоже, сколько на «времени славы и восторга», наступившем после побед над Наполеоном и Гитлером. По свидетельству Анны Чекановой, традиция рукописных альбомов пришла в Россию в середине XVIII в. из Западной Европы и живет уже более двух столетий, не теряя своей популярности и притягательности [Чеканова 2001].