Михаил Губогло - Антропология повседневности

Как сообщала И. В. Андреева, изучающая феномен «девичьих альбомов», она их обнаружила в трех библиотеках г. Челябинска. Так, например, в одном из факсимильно опубликованных в Интернете альбомов Веры Смолиной, звучало обращение хозяйки альбома:

На рубеже XX–XXI вв. альбомная культура стала не только выражением душевных волнений молодежи, отражением и выражением внутреннего мира девушек, но и свидетельством гражданского взросления молодежи, ее способности трезво судить о добре и зле, о смысле жизни, о славных победах и горечи поражений, о позитивных и негативных последствиях происходивших изменений.

Трудно лучше сказать о современной альбомной традиции, чем это получилось у ученицы 11-го класса омской школы 76 Лагутиной Натальи:

Анализируя содержание, смыслы, комплиментарный и развлекательный характер «уездных барышень альбомов», исследователи альбомной культуры еще в первой половине XIX в. давали им следующую характеристику: «Все альбомы написаны лестно». В известных мне альбомах сельских школьников Каргапольского района в середине XX в. исключена была какая-либо критика в адрес своего или прошлого времени, в адрес государства, руководителей партии и правительства.

Между тем в альбоме, помещенном во всемирной паутине, читаем стихотворение Юлии Питч:

Обличительное стихотворение Ольги Торбиной:

Вступление в новое тысячелетие эта девушка, рано задумавшаяся о судьбе и смысле жизни, встречает с энтузиазмом и оптимизмом:

Привнесение альбомной культуры в недра Интернета означает, что магнитное поле альбома продолжает притягивать к себе романтически настроенную часть современной молодежи и позволяет ей обретать историческое чутье вместе с обретением гражданской идентичности и национального достоинства.

Итак, воспоминания о рубеже 1940–1950-х гг., т. е. о «времени славы и восторга», позволяют более критично характеризовать этот период нашей истории. Общий вывод напрашивается в связи с тем, что, восстанавливая свои духовные силы, советский народ опирался на мощную корневую систему русской культуры, подпитывающую развитие послевоенного искусства. Страна была «обречена» вступить в оттепель, независимо от того, как она называлась: фамилией генерального секретаря компартии или руководителя Советского правительства.

Два вектора повседневной истории – соционормативная и профессиональная культура – способствовали просветлению умов, что с особой наглядностью проявлялось на примере послевоенной молодежи, в том числе в ее увлечениях чтением, посещением кино, жаждой красоты, стремлением к эстетическому самообразованию, в том числе с помощью «альбомной культуры», имеющей не менее двухсотлетний стаж. Она развивалась в Советском Союзе едва ли не автономно от идеологического воздействия, которое уже подавало первые признаки сбоя, что отразилось на равнодушии населения к радиопередачам.

Разумеется, периоды и понятия «александровской весны», «хрущевской оттепели», равно как и предтечи каждой из них, нуждаются в дополнительных исследованиях, особенно в связи с актуальной на заре нового тысячелетия проблематикой этнической и гражданской идентичности и динамическими трансформациями в повседневной жизни и в ментальности граждан постсоветского пространства.

Оба периода, характеризуемые переходом от тоталитаризма и монолитного единства с загнанными глубоко внутрь социальными противоречиями, сыграли важную роль в движении Российского государства и его народов первом случае – к отмене крепостного права в середине XIX в., во втором случае – к готовности построения институтов гражданского общества на рубеже XX–XXI вв., к оптимальному и солидарному этническому и демократическому многоцветию.

Весомый вклад в психологическое облегчение тяжелых условий постсоветской повседневности вносила школьная система образования и воспитания. Дом служил хотя слабым, но все же прибежищем стабильности, школа – локомотивом подвижности. Она звала во внешний мир.

Осознание всемирной значимости победы в Великой Отечественной войне, взрывная магия книгомании и киномании вместе с гордостью за свою страну, подпитывали мечту о красивой жизни, способствовали преодолению вековой деревенской отчужденности. Мечты звали к дальним мирам, открывали сельским юношам и девушкам перспективу и заманчивую притягательность городской жизни с ее безграничными, как казалось, возможностями, соблазнами и интересами. «Позови меня в даль светлую», так назвал свою киноповесть Василий Шукшин, видимо, вспоминая свои школьные годы в далекой Алтайской деревне.

Поствоенная молодежь, опьяненная победой над фашизмом, искала героев, дальних путей-дорог, а школьные программы не всегда знали, куда, как и каких героев пристроить. Виртуальные странствия, дальние дороги, величественность целей и миражей служили для поствоенной молодежи привлекательными ориентирами и стимулами к деятельности.

Красноречиво скажет о дорогах, вспоминая юность, повзрослевший каргапольский поэт Анатолий Предеин. Трудно не поверить его пронзительному признанию, стремлению попасть «в жизнь иную», дальнюю.