Израиль Данилов - Воспоминания века

Прежде чем вернуться к нашим детским делам, хочу, вернее надо, поведать еще о тех, кто имел определенное отношение ко мне в Сураже, с кем из них жизнь сводила и дальше в Москве.

Я уже упомянул о младшем брате мамы дяде Давиде. Будучи юношей, когда началась первая империалистическая война с кайзеровской Германией, дядя, как и многие другие из патриотически настроенной молодежи, записался добровольцем в армию и был после короткого обучения направлен на фронт, где вскоре попал в плен. Вот и здесь моя невнимательность к жизни родных привела к тому, что я совершенно не представляю как это случилось, где он был в плену, в каких условиях и т. п.

Наверное, в 1917 году, еще до падения царя Николая Второго, до окончания войны с Германией, дяде Давиду удалось бежать из плена и добраться до нас в Сураже. Для меня не было большего удовольствия, как рано утром, не одеваясь, бежать в столовую, где была постель дяди, забираться к нему и слушать много-много раз историю его побега. Мне это казалось интереснее любых книг или каких-то других рассказов. Причем дядя, спустя много лет, вспоминая об этом, смеясь, говорил, что если он хоть чуть-чуть что-то изменял в своем рассказе, то я обиженно говорил ему: «Зачем ты не так рассказываешь?».

Еще когда я был совсем маленький, к маме, спасаясь от голода, приехала из Кременчуга одна из двух старших сестер тетя Маша. Для меня она казалась совсем старенькой, никаких других впечатлений у меня не осталось. А мама потом любила всем рассказывать, что Маша, как праведная еврейка в жизни не ела свинины. Мои же родители были абсолютно не религиозны, никаких еврейских обрядов не соблюдали, в доме всегда говорили только на русском. Лишь если надо было маме с папой поговорить так, чтобы я с Леной их не поняли, они могли перейти на еврейский жаргон. (это далеко не тот язык, на котором говорят образованные евреи или в Израиле). Поэтому на обед у нас могла быть и свинина, и тетя Маша каждый раз хвалила маму и говорила, какое вкусное мясо мама умеет выбрать на базаре. («А гешмакте биткес» – в переводе «А какие вкусные битки (котлеты)», – говорила тетя Маша).

Прожила она у нас, наверное, год или полтора, что было дальше – не знаю. Примерно в 1918 году или 1919 году, после смерти жены, и также спасаясь от голода, к нам в Сураж приехали из Мариуполя старший мамин брат дядя Моисей Луговской с тремя сыновьями – Изей, Сеней и Осей. Младшему Осе было тогда 8—9 лет, а Сене и Изе может быть 10 и 12 соответственно. Еще позднее к нам приехал старший сын дяди Моисея – Абраша (в последствии он изменил имя на Михаил). Миша был самым красивым и умным из братьев, да еще он был настоящим матросом, служил на Балфлоте, сильный высокий парень. Постепенно все, кроме младшего Оси, были устроены работать на фабрику.

Дядя Моисей привез с собой большой мешок Мариупольской таранки и необыкновенно вкусной копченой рыбы, которая звалась «рыбец», это забыть было невозможно, и какое-то время эта рыба была для меня и для Лены лучшим лакомством.

Ося был нам с Леной очень близок, мы с ним особенно сдружились. Приведу два эпизода, связанные с ним:

Часть бумаги, выпускаемой на фабрике, изготовлялась из бумажной макулатуры. Мимо нашего садика частенько проходили обозы, с телегами груженными макулатурой, и хотя на отсутствие книг в доме нельзя было жаловаться, мне с Тамарой, Лене с Лелей и Осе очень нравилось копаться в старых газетах, журналах, книжках на фабричном дворе. Мы находили там такие интересные книги с картинками, цветными рисунками, а то, что они старые или порванные, нас не трогало. Около склада обычно стояли подводы или сани, запряженные лошадьми. Лошадей мы не боялись и проходили около них, а если они мешали входу в склад, могли и пролезть у них под брюхом или под головой. В одном из таких походов я шел первым, за мной Ося, и какая-то лошадь вдруг схватила меня сзади за свитер на шее зубами. Я не успел даже испугаться, боли тоже особой не было, а Ося схватил меня за свитер и оттащил от лошади. До этого случая родители не поощряли наши походы за книгами, боялись, что мы можем подхватить какую-нибудь заразу, а узнав, что со мной случилось, категорически запретили нам ходить на склад. Этот запрет мы не нарушали.

Среди обрывков книг я прочел как-то два рассказа, первый о зверьке и змеях. Змеи хотели убить людей, а зверек их спас. А второй о том, почему у слоненка появился хобот, его крокодил тянул за нос. Это было так интересно, что я запомнил эти два рассказа. А в Москве, уже будучи школьником, читая Киплинга, нашел рассказ «Рики-тики-тави» и сказку «Как у слоненка вырос хобот» и вспомнил, что читал их будучи маленьким в Сураже.

Второй эпизод, связанный с Осей – велосипед. Незадолго до отъезда в Москву Лене подарили настоящий женский велосипед. Лена и Ося быстро научились кататься и по очереди ездили в садике, в парке, по лугу, но всегда около дома. Осе показалось, что так уже кататься скучно, и он выехал на улицу и поехал по направлению к мельнице. Ехавшие навстречу лошади, что везли что-то на фабрику, никогда такого «зверя», как человека на велосипеде, не видели, испугались, начали биться в упряжке, какие-то повозки перевернулись. Ося тоже испугался, упал, очень сильно разбился, а велосипед починил потом вызванный папой фабричный умелец.

Вообще я не помню, чтобы в Сураже я видел у кого-то велосипед, а автомобиль мы видели всего два раза – власти губернские приезжали на фабрику.

Хочу вспомнить о самом для нас интересном, о наших детских играх. Сначала о зимних.

Зимой, конечно, у нас развлечений было куда меньше, чем летом. Коньков или лыж не было ни у нас, ни у других наших друзей. Остались в памяти прогулки пешком по замерзшей Ипути на маленькие островки, по заливчикам. Все было так красиво и всегда все казалось чем-то новым, неизвестным. Обычно ходили Лена, Леля и я с Тамарой. Летом взрослые изредка брали лодки и катались по реке, высаживая нас на островках. Мы всегда были рады таким прогулкам, но зимой эти же места казались нам совсем иными, новыми и более красивыми.

Но чаще всего в хорошую погоду Лена с Лелей, как старшие, брали санки, я с Тамарой или Ласей шли за ними. Катание проходило на длинном и достаточно крутом спуске около плотины. Санки были шикарные, железные, но легкие, полозья отличные, и сделаны наподобие взрослых саней, но не деревенских, а городских. На передней скамеечке (для кучера у взрослых) садились младшие, на задней – Лена с Лелей. Мчались с горки быстро, далеко, выезжая на самую речку. Домой возвращались только когда замерзали или хотели есть.

Но однажды, мне очень не повезло, сани налетели на водовозку, что шла поперек спуска на плотину, и при этом столкновении я сильно ушиб руку о деревянную бочку с водой. Кое-как добрались домой, потом доктор назначил компрессы с холодной водой и еще что-то. В ту зиму мне пришлось отказаться от санок.