Игорь Галкин - Воспоминания. о светлом и печальном, веселом и грустном, просто о жизни

Другой раз в венгерском селе, где разместилась его часть, возникла паника средь бела дня, и они спешно вывозили офицеров вместе с их штабными документами. Опомнились километров через десять, и тут один из офицеров спохватился, что оставил нужную папку. Ему было приказано тут же вернуться в покинутое село за бумагами. Офицер плюхнулся в коляску папиного мотоцикла, на заднем сиденье примостился автоматчик и втроем они балками пробирались обратно к оставленному селу. Офицер держался за голову и торопил. Перед селом начиналось открытое пространство. Но дорога была ровная и они полетели к селу на удачу. Слышали только треск своего мотоцикла да ветер в ушах. На окраине ничего подозрительного не заметили, дорога переходила в улицу, она тоже была пустынна. За поворотом должен быть дом, где размещался столь спешно покинутый штаб. Около него-то и увидели ошеломившую картину. Там стояли немецкие танки с работавшими моторами.

Папа резко развернулся, миновали улицу, а дальше оставалось только открытое прямое шоссе километра на два. Все простреливалось. Немецкий танк не собирался упускать легкую добычу, выдвинулся к шоссе, и взрывы его снарядов начали ложиться все ближе к беглецам. Папа ощутил боль в левой ноге – ниже колена, но в управлении мотоциклом это не сказывалось, и он продолжал лавировать между воронками на дороге. Прямо перед мотоциклом, волоча ногу, выполз на шоссе красноармеец, опираясь на винтовку. Он кричал, просил спасти. Папа резко затормозил, автоматчик помог подтащить бойца. Уложили его на переднюю часть коляски, а ноги поддерживал автоматчик. Снова газ – и вперед к не простреливаемой балке. Только там папа заметил, что с автоматчиком неладное, он сполз с сиденья, уткнулся в ноги спасенному красноармейцу. Его сразило осколком. Раненого бойца поместили в коляску и теперь он поддерживал безжизненное тело автоматчика. Сиденье за папой занял никого и ничего не замечавший офицер, Добрались до своих и уже другой мотоциклист повез несчастного офицера в дивизионный штаб. Только тут папа заметил, что левый сапог полон крови: осколок от взрыва снаряда угодил в немецкий тесак, который он всегда держал за голенищем. Тесак сломался, на ноге осталась вмятина от вырванного куска мяса.

Папа больше любил рассказывать о трагикомических историях. Одну я слышал особенно часто. Это когда в Румынии они вечером, уже в темноте, обследовали странный склад, около которого взвод остановился на ночлег. Склад напоминал овощехранилище, наполовину вкопанный в землю. Вместе с напарником открыли громоздкую дверь склада, заметили лестницу, ведущую вниз. В нос бил странный дурманящий запах, слышалось тихое журчание воды. Карманный фонарик плохо освещал, упираясь в темень. Продвигаясь по лесенке, неуклюжие разведчики разом плюхнули в воду, от которой почувствовали удушье. Как могли быстрее выбрались на свежий воздух. Товарищи их оказались догадливее, тут же организовали нормальное освещение, благо, аккумуляторы и фары были всегда под рукой. Склад оказался длиннющим подвалом с рядами бочек. Из простреленных кем-то бочек продолжалось цедиться красное вино. В винном озере и купались папа с напарником. Не трудно представить, каков был ужин у винного хранилища.

Папа восхищался молодыми городскими ребятами, проявлявшими особую дерзость во фронтовых приключениях. В его рассказах чаще других произносилась фамилия Дергачев. Этого москвича посылали на особо рискованные поездки с такими же лихими офицерами. Особенно после того, как они с автоматчиком привезли в часть связанного и запеленатого в коляске румынского офицера. У Дергачева было больше медалей, чем у других сослуживцев, но и взысканий тоже хватало. Он много дерзил и панибратски общался с молодыми офицерами.

На только что занятом румынском хуторе папу и Дергачева послали в большой господский дом проверить, не скрывается ли кто подозрительный. На втором этаже увидели в одной из богато обставленных комнат здорового бородатого мужика, лежавшего на кровати под одеялом. Дергачев навел на него автомат и скомандовал «Хенде хох!» На его зычный голос из-под кровати со звериным рычанием выскочила здоровенная собака. Папа успел выстрелить в нее, пока она не вцепилась в товарища.

Мужик вдруг сел на постели и на чистом русском языке заорал:

– Вы, голодранцы, пришли тут со своими колхозами. Убивать вас, как крыс!

Дергачев удивился такому хамству:

– Ты откуда тут, дядя?

– Не вам, свиньи, судить!

– Батя, ты слышал? – продолжал удивляться Дергачев. – Мы их от Гитлера спасаем, а этот бородатый… вякает. Вставай к стенке!

Мужик продолжал сидеть на кровати.

– Черт с тобой, подыхай тут! – обозлился Дергачев и пустил в бородатого короткую очередь.

– Да ведь это недобитый буржуй! – догадался Дергачев и, не жалея патронов, прошел по комнатам и палил в дорогую мебель, зеркала, люстры. Об этом случае папа и Дергачев начальству не докладывали. Не любили общения с особистами, которые стали особенно подозрительными с переходом наших войск за границу.

Возможно, из-за этого случая или еще что-то повлияло, но папа плохо отзывался о румынах и много лет спустя:

– Этим верить нельзя. Лживые, – говаривал он.

Папа рассказывал еще об одной истории. В той же Румынии батальон остановился на одном хуторе и папа был назначен помогать ротному повару у полевой кухни. Чуть свет нарубил дров, растопил кухню, а за водой нужно было через поле идти за километр к небольшой речке, обозначенной издали камышами. Взял ведра, перекинул автомат через плечо и пошел к речке. Проходя мимо прошлогодней скирды, он услышал шорох. Нагнулся, навел автомат, подошел поближе и скомандовал:

– Хенде хох!

Из-под соломы выбрались два мужика в помятой румынской форме и на перебой что-то залопотали, явно прося о пощаде. Папа жестом велел им отойти от скирды. Сам подошел к ней и ногами нащупал две винтовки. Перекинул их через левое плечо. Пленные продолжали что-то жалостливое объяснять, а папа стоял в растерянности. Что делать? Ему нужна вода для повара, а тут навязались эти горе-вояки.

В это время со стороны части показался цыган, он красовался на великолепном жеребце, и такую же картинную кобылу держал на поводе. Ехал на водопой. Цыган служил в их части, в основном около кухни, но грезил лошадьми, о них только говорил. И вот вчера он привел этих прекрасных двух лошадей, рассказывал, как он сумел их, бесхозных, поймать в степи и соблазнил командира части пристроить скакунов в обозе, обещал научить его верховой езде, а уж о корме и уходе он позаботится сам. Тот не устоял – кому не хочется оседлать этакого красавца. Сейчас папа обрадовался цыгану, передал ему две румынские винтовки и их владельцев, чтобы отвел в часть. Цыган грозно поднял на задние ноги своего коня над испуганными румынами и погнал их бегом к части, размахивая нагайкой.