Мишель Платини - Мишель Платини. Голый футбол

– Протестую, Ваша честь! «Рекламщик» и медийный человек – все это верно, но является второстепенным. Что касается «бизнесмена», это чересчур громко сказано для такого любителя в этой области, как я. Я ничего не сделал, чтобы заслужить этот титул. Действительно ничего.

– Мы еще найдем правильное слово, подходящее для этого любителя, который, впрочем, является не самым популярным в списке.

– На таких условиях – добро пожаловать в Платиниленд.

– Пользуясь вашим гостеприимством, мне бы хотелось для начала вспомнить об одном звании, которое, на мой взгляд, не переставало вас преследовать, а именно – Мишель Платини, лучший французский футболист всех времен, с каким бы восхищением ни относились к Зинедину Зидану, особенно в возрасте двадцати лет, когда воспоминаний еще не так много.

– Я не знаю, являюсь ли лучшим французским футболистом всех времен. Я даже не знаю, был ли таковым, когда играл. Но зато я точно знаю, что больше ничего не могу сделать для того игрока, которым был, и уже говорил вам об этом, когда акции Зизу все росли и росли во время чемпионата мира 2006 г. Вот это мне точно известно.

– Если предположить, что уважение, которое вы еще внушали до финала Франция – Италия в 2006 г., превосходило уважение к Зидану, что бы вы почувствовали, когда он в какой-то степени обошел бы вас, если бы не потерял голову, а Франция – Кубок мира?

– Предположить, вообразить, сравнить. Вы знаете, как я это люблю… Ну что ж, я поддамся на вашу игру: я счел бы справедливым, что Зидан занял мое место. Я не считаю, что все сводится к наградам, но два Кубка мира и три года в финале – это было бы сильно. И это не все. Ведь есть еще его карьера. Поскольку фортуна улыбается тем, кто этого заслуживает, его заслуги так и бросались в глаза.

– Но на 108-й минуте матча Франция – Италия фортуна в некотором роде перестала ему улыбаться и отвернулась от него.

– Я не знаю, ни о чем думала фортуна, ни о чем думал Зинедин, поэтому не могу вам ответить.

– А что тогда вы подразумеваете под словом «фортуна», которое так свободно используете?

– Для католика, которым я являюсь, это своего рода компромисс между роком и божественным правосудием. Но я не собираюсь никому навязывать свое видение, это сугубо личное дело. Однако я хочу подчеркнуть, что некоторые поступки плохо вяжутся со спортом, и Зинедину об этом прекрасно известно.

– В эссе, посвященном «похвале неправильному поступку» в футболе, философ Оливье Пурьоль тоже размышляет над поступком Зидана и в то же время дает ответ на свой собственный вопрос: «Во-первых, существует природа поступка. Неслыханный (…), парадоксальный поступок, почти противоречивый: жестокость и одновременно контроль, безумство и в то же время расчет, страсть и хладнокровие профессионала. Сверхконтролируемая потеря контроля, неожиданный удар, который Матерацци не мог предугадать, но сохранив лицо, как если бы можно было нанести удар шаром, следуя при этом некоему моральному императиву».

– Я однозначно не являюсь философом, настолько сосредоточившимся на вопросах насилия или мошенничества, чтобы вести такого рода рассуждения. Я думаю, что темперамент Зинедина одержал победу над его самоконтролем. Не стал бы примешивать сюда мораль, даже если для профессионального философа это, как я понял, делается в рамках великого поступка или великой «парадоксальной игры».

– Философ вовлек вас в эту «великую игру», поскольку в заключении книги написано и про вас: речь идет о вашем поведении на стадионе «Эйзель» в Брюсселе в мае 1985 г.: «Платини – герой моего детства, игрок безграничных возможностей. Чтобы существовать, ему не нужно продавать рекламу или быть активистом где-то во внешнем мире. Он – это игра. Он единственный в этой книге, кто не совершал неправильных поступков в смысле спорта. Он никогда не получал красной карточки, ему известны футбольные уловки, но он предпочитает честную игру. Но на стадионе в «Эйзеле» в 1985 г., когда он бежит, подняв руки вверх, без ума от радости после своего победного пенальти, трудно забыть о тех, кто погиб на трибунах. В тот день его упрекали в выражении радости. Как он мог забыть о погибших. «Нужно будет спросить у психиатра», – отвечает Платини. Достаточно перечитать, что пишет Паскаль о развлечении: «играть – это по определению забывать». Мы не можем избежать своей участи, но можем сделать так, как будто это возможно. Игра всегда происходит на фоне смерти. Для меня поведение Платини на «Эйзеле» – это в чистом виде утверждение игры перед лицом смерти». Если бы речь шла не о «Эйзеле», я бы сказал, что это красиво, как у Дюрас. А вы?

– В моем поведении на стадионе в «Эйзеле» можно усмотреть все, что угодно, но никак не чистоту. Тут я снова предпочитаю предоставить философа его философии. Однажды, правда, я говорил вам, что там погибли люди и когда я как бы выкинул их из головы или отрицал произошедшее, мое поведение скорее можно было отнести к компетенции психиатрии. Впрочем, я сказал то же самое и Маргерит Дюрас несколько месяцев спустя. Если мое поведение можно анализировать с точки зрения особенной «науки», то это скорее психиатрия, нежели философия. Однако важное уточнение: я знал, мы знали, что там погибли люди. Но тридцать восемь! Этого, конечно, нет. Один, два, может быть, три человека, и говоря это, я прекрасно осознаю, что возмущаю людей чувствительных, более того, только отягчаю свою участь. Даже если я тут же добавлю, что и одной, двух, трех смертей было слишком много. Мы не представляли себе масштабы трагедии. Мы узнали об этом только на следующий день, как, впрочем, и многие из тех, кто тогда был на стадионе (29 мая 1985 г. в Эйзеле во время финального матча Кубка европейских чемпионов «Ювентус» – «Ливерпуль» произошло обрушение трибуны, в результате погибло 39 человек. – Прим. ред.).

– Психиатрия заводит нас еще дальше в дебри человеческой противоречивости и слабости, нежели философия, которая в свою очередь посвящает себя возвеличиванию мысли и духовных игр.

– Обратиться за помощью к психиатрии, это прежде всего означает признать, что люди, за очень редким исключением, отнюдь не герои. И спортсмены – герои не больше, чем другие. А возможно даже и меньше, чем все остальные, когда их застает врасплох стечение обстоятельств. Когда спорт отходит на второй план. Когда они сами не находят привычной опоры. Закончив матч, ради которого они приехали, к которому были устремлены все их мысли, направлены все усилия, подготовлен организм, ориентирована спортивная жизнь. Не существует такого великого спортсмена, отправленного на важнейшее соревнование, который бы не забыл обо всем, что его окружает, а иногда даже не оказался бы в противофазе со всем, что происходит вокруг.