Мишель Платини - Мишель Платини. Голый футбол

– Но при малейшей возможности известность выдает вас. Во время путешествия в Кувейт для защиты цветов вашей марки одежды «10 Платини», эмир просит вас защитить и другие цвета, цвета его национальной сборной в дружеском матче против Советского Союза.

– Мне было тридцать три или тридцать четыре года. Я еще был способен на многое. Не спрашивайте, как арбитр смог это устроить или не пришлось ли нарушить какое-нибудь международное правило. В раздевалке мои новые партнеры называли меня «Капитан Мишель». Я надел форму Кувейта. И вышел на командное построение. Вытянувшись по стойке смирно, я прослушал гимны. Я сыграл первый период, а потом покинул поле. У меня уже был более или менее похожий опыт. Отправившись по делам в Иорданию, я сыграл один тайм в команде А, а другой – в команде В в рамках отборочного матча.

– Это вы называете возвращением к жизни.

– Это то, что я называю повсеместным распространением футбола.

– В тот момент вы прощались с ним?

– О каком прощании может идти речь! Я не переставал жить футболом! И прожил еще семнадцать лет, не выпуская мяч, под эгидой «Варьете Клуб де Франс». Это было как нельзя более серьезным делом, и самым что ни на есть приятным, вызывающим все эмоции, испытанные мною до тех пор. Прекрасные воскресенья, проведенные за передачей пасов и забиванием голов. И бесконечное ожидание следующего воскресенья. Так я вновь вступил в игру на жизненном поприще, не покидая футбольного.

– Итак, следующая профессия: тренер сборной, осень 1988 г. На тот момент не очень понятно, что это – сердечная склонность, потребность в деньгах, чувство долга.

– Прежде всего изначально – игра случая. И вина лифта.

– Вина лифта…

– Лифта в одном отеле в Будапеште. В этом лифте ехал мужчина. Очень крупный. С густыми усами. Крупной головой. Который обратился ко мне с легким заиканием: «Ты должен стать тренером сборной». И добавил, уже без заикания: «У тебя десять секунд на ответ».

– Вы случайно оказались в одном лифте с заикающимся, усатым и весьма деликатным Клодом Безом.

– Клод Без собственной персоной, президент «Жиронден де Бордо».

– А также на тот момент менеджер и «заботливая мамаша» сборной Франции.

– А главное, человек, имеющий большой вес в футбольном мире Франции. И я имею в виду не только 110 кг его собственного веса, несомненно, памятных для лифта в Будапеште.

– О том, что было дальше, нетрудно догадаться: лифт доставил вас на должность тренера сборной.

– Мишель Анри вел дела, но его пора прошла. Возникли разногласия с Эриком Кантона. Затем Франция сыграла вничью с Кипром, провалив отборочные на чемпионат 1990 г. Я выслушал и тех и других и через месяц заступил на место Анри. Отвечая на ваш вопрос: сначала это была игра случая, затем – чувство долга.

– Сначала вам удалось ускользнуть от школы, затем – избежать учебного центра для игроков, а теперь еще и центра по подготовке тренеров, каковым является DTN. В сущности, мне кажется, вы весьма предрасположены к «свободному» стилю преподавания. Для чего тогда нужна школа, на ваш взгляд?

– Разве не для того, чтобы играть в футбол на перемене между двумя уроками или парами?

– Это вопрос или ответ?

– Отчасти и то и другое. Я вспоминаю школу времен своего детства как место, где учатся писать, читать, считать, но одновременно и как место социальной и жизненной адаптации, приучение к своего рода дисциплине во всем. Я бы не учился так плохо, если бы приходилось делать уроки в школе, а не дома. Так получилось, в школе я был хорошим учеником, а дома – плохим.

– Вы сказали, школа времен вашего детства, а школа, в которую ходили ваши дети и внуки?

– Судя по тому, с чем я столкнулся и продолжаю сталкиваться, школа превратилась в место, созданное для преподавателей в не меньшей степени, чем для учеников. Вроде того, что газеты пишутся как для читателей, так же и для самих журналистов. Или некоторые команды приносят выгоду игрокам в той же мере – если не в большей, – что и клубам.

– А отбор совершается ради кого? Только не говорите, что ради тренера.

– Хотя некоторые вполне способны усмотреть в этом свою выгоду или причину для существования. Но такие примеры редки, работа со сборной – неблагодарное дело, даже если у меня было не так.

– Случайная и подневольная по определению, позиция тренера сборной, должно быть, не совсем в вашем вкусе. Но все же, быть тренером сборной – это лучше или хуже, чем быть просто тренером?

– Это роли одного плана, и проблемы те же. И я слишком хорошо познал власть, которой обладает игрок, чтобы мне понравилось оказаться в зависимом положении.

– Составление списка игроков, вызываемых в сборную, профессиональная подготовка, управление игрой (coaching), медийное сопровождение: нет ни одного этапа, способного компенсировать предыдущий?

– С точки зрения интереса все эти этапы для меня равнозначны или почти равнозначны. В конечном счете все это было мало интересным, настолько ситуация выходила из-под контроля и не давала двигаться дальше, даже в той искренности, с которой я должен был описывать широкой публике свои чувства. Из всех моих ипостасей роль тренера сборной была наименее увлекательной. А что, моя манера исполнения этой роли производила иное впечатление? Парадоксальным образом за время моей игровой карьеры меня иногда превозносили за действия, совершенно незначительные в моих собственных глазах, тогда как из моего послужного списка в качестве тренера сборной не удалось извлечь ничего значимого. Хотя, принимая в расчет статистику и общий контекст, это был далеко не провал. Если не учитывать, что всегда существует возможность стать чемпионом мира или Европы.

– Ну а кроме того, что отбор не представлял для вас большого интереса, что еще вы можете сказать о себе как о тренере сборной?

– Во-первых, я не был равнодушным тренером. Я был мотивированным, но разочаровавшимся. Кроме того, я был скорее «реалистичным», нежели «идеалистичным» тренером. Более близким к Трапаттони, нежели к Идальго, учитывая, что под конец я питал глубочайшее уважение к обоим.

– Как в кино, только конец очень грустный: тягостное для «Синих» окончание чемпионата Европы в Швеции, а через несколько дней драматичный уход тренера, затерявшийся в шумихе, поднявшейся 2 июля 1992 г. из-за назначения местом проведения кубка мира 1998 г. Франции. И даже весьма умело затерявшийся…

– Это не должно было стать ни «драматичным», ни «умело затерявшимся». В феврале 1992 г. я предупредил Жана Фурне-Файяра о своем уходе. И до последнего момента он воображал, что может заставить меня передумать. Он все медлил и медлил. Если бы он только захотел, он мог в любой момент сделать эту информацию достоянием гласности.