Мишель Платини - Мишель Платини. Голый футбол

– Во время предвыборной кампании вы анонсировали, что будете делать. Все ли обещания выполнили?

– Передать организацию в руки депутатов; сплотить европейский футбол; привести футбол в маленькие города, а маленькие города – в самое сердце игры, я имею в виду Лигу чемпионов; усмирить крупные клубы; бороться с любого рода отклонениями от намеченного пути: в течение четырех месяцев я запустил практически все реформы, прописанные в моей программе в 2007 г. Скажу без похвальбы: думаю, я сделал все, о чем говорил. Плюс к этому я даже добавил в конце первого срока финансовый «фэйр-плей» и расширил футбольную еврозону с 16 до 24 стран. Разумеется, попутно я не забывал и о том, о чем не говорил, но что входит в компетенцию президента УЕФА в первую очередь: 1) организация соревнований; 2) развитие европейских ассоциаций. Однако в целом, что касается моей деятельности, возможно, нет необходимости считать ее особенно выдающейся.

– Сейчас футбол существует уже более полутора веков. Принимая во внимание то, что лично вы узнали о нем за последние пятьдесят лет, исходя из вашего многообразного опыта от ученика до президента, как бы вы предварительно оценили его состояние (хотя, думаю, в процессе обсуждения мы к этому еще вернемся)? Можно ли сказать, что этот вид спорта обречен на вымирание, если у него не будет преемника, или же достаточно некоторого обновления, и перед ним откроется богатое будущее?

– Я бы сказал, что это спорт, требующий больше внимания, бдительности, защиты, чем раньше, но что его будущее не вызывает опасений. Мне кажется, в футбол всегда играли и всегда будут играть.

– Если после такого широкого обзора, начиная от ворот гаража и заканчивая коридорами власти, мне нужно было бы определить ваши достижения и найти некоторую путеводную нить, я бы привязал ее к следующим пунктам:

– молодость (игрок международного уровня в двадцать лет; «бизнесмен» в двадцать семь; селекционер в тридцать три; организатор мундиаля в тридцать семь; президент конфедерации в пятьдесят один);

– самообучение (без посещения какого бы то ни было образовательного центра, хотя бы какой-нибудь федерации, где можно «набить руку» или школы);

– независимое мышление, иногда даже ценой одиночества;

– увлеченность во всем;

– упоение властью в любой области, но власти исключительно как рычага воздействия, а не самоцели.

На протяжении всего пути словно расставлены эти краеугольные камни, столь отличающиеся на вид, но сохраняющие глубокую внутреннюю связь.

– Значит, речь не о Маленьком принце, а о Мальчике-с-пальчике.

– У меня свое мнение на этот счет, но вам виднее.

– Фактически только в том, что касается увлеченности, ваша классификация меня не привлекает. Прежде страсти к совершению поступков я бы поставил страсть к словам. Это давало наибольшее могущество. Не стоит забывать, разумеется, и о первейшем из всех увлечений – игре в футбол.

– Именно к этому я подводил, чтобы обозначить вторую платинианскую связь между вами и игрой в футбол: футбол был футболом, а вы – вами.

– Простите, что украл у вас аргумент: «Потому что это самый простой, самый невероятный, самый беспристрастный, самый терпимый и «экзистенциальный» или солнечный из всех видов спорта, что превращает его в притчу о человеческой жизни». Потому что он – это он, а я – это я? Несомненно, вы на правильном пути.

– В вашей страсти к футболу есть нечто от «наставления в вере» (особенно в рассказах об отце, воскресеньях с зеленым автомобилем номер 404 времен вашего детства и т. д.) и «религиозного откровения» (наслаждение индивидуальным действием – успешный дриблинг; удовольствие от командных действий; товарищество, сплоченность; опьянение властью; эйфория от всеобщей причастности). Но несмотря ни на что, не является ли источником подобного влечения и подобной страсти моральное кредо футбола?

– Меня не посетило откровение в виде наслаждения в двенадцать лет, а даже если бы это было так, я бы не смог сформулировать это подобным образом. Как и все остальное, впрочем. Это пришло со временем, и в первую очередь с рефлексией, свойственной руководителю и сменившей возбуждение игрока, незаметно подводящей вас к осознанию морального кредо. И даже «необычного» кредо.

– Столько уступок в пользу коварства, порока, хитрости, двусмысленности, окружающих некоторые основные правила, равно как и в пользу их судейской интерпретации во время игры, что это отнюдь не только добродетельное кредо. В этом и заключается его «причудливость», вернее, его противоречивость и даже абсурдность. В нем нет единства, ему не свойственны безусловность и догматизм, оно гибко и человечно, со своей долей требовательности и понимания.

– Разве не такова нравственность у Камю?

– Давайте будем с осторожностью следовать по дорогам литературы и философии. А также нравственности! Но в той степени, в какой Альбер Камю часто ставил чувство превыше причины, а человека превыше системы, и неизменно в той степени, в какой условия человеческого существования питали его размышления и его произведения, да.

– «Тем, что мне доподлинно известно о нравственности и обязательствах людей, я обязан футболу». Сказав так, он напомнил как о величии, так и о слабости человека, а значит, человеческого существования.

– Несомненно именно поэтому он присудил футболу степень «доктора» нравственных наук, или же места «образования» нравственности. Однако в 1953 г. в записках бывших игроков Racing Club Universitaire в Алжире, где он был вратарем в 30-х гг., Камю написал буквально следующее: «Тем, что мне доподлинно известно о нравственности и обязательствах людей, я обязан спорту».

– Так он не написал слово «футбол»?

– Вся его статья была посвящена игре в футбол и вратарю, которым он сам был в 30-е гг., так что все приходят к выводу, что слово «спорт» не может указывать ни на что иное.

– Футбол настолько очевиден, что его находят в некоторых неупотребленных словах, равно как в некоторых жестах или незавершенных исканиях. Я подумал о великом ударе Пеле или просто-напросто о Севилье 1982 г.

– Кажется, вам по вкусу идея, что вот уже больше века футбол увлекает на свою орбиту многие человеческие убеждения и опасения.

– Более того, эта идея мне нравится больше всех иных.

– Китайский цуцзюй (III в. до н. э.), греческий афораксис эпискирос (Античность), римский гарпастум, японский кэмари, французская суль, флорентийский футбол, ацтекский тлачтли, русская лапта, швейцарский хорнус, эскимосский калагут… Составляя генеалогическое древо футбола, мы допускаем самые разные гипотезы, более или менее далекие от реальности, более или менее приемлемые, касательно истоков этой игры. В начале нашей беседы вы сказали, какой именно среди них вы отдаете предпочтение, но я специально не назвал ее в топовой десятке, чтобы вы позволили себе роскошь назвать ее еще раз.