Янник Прово - Милен Фармер – великий астронавт

Мы ещё не думали о «концепции», но очевидно, что что-то вырисовывалось по мере того, как делался альбом. Любовь, смерть и то, что происходит между двумя людьми – это мои предпочтительные темы. Это страх перед завтрашним днём, а так же отчаяние, некоторая меланхолия, грусть… Все эти состояния мы подчиняем себе, и я признаю, что в них нет удовольствия, но в них есть почти благополучие. Меланхолия – потому что я люблю это слово и состояние. Я не живу в прошлом, я живу в своём времени. Я никогда не избавлюсь от этого. Действительно ли я хочу этого? Может быть. У меня было меньше желания всё контролировать. Я приняла неведомое. Мы не меняемся. Тогда это было ещё хуже, но оно происходило и чувствовалось по-другому. У меня был немного другой взгляд на трудности жизни. Она была похожа на ту же, что и у Гензбура (Gainsbourg), через отношение к тому, что он написал. Общее для всего мира отчаяние. И потом, меняются именно слова. Меланхолия может принести хорошее состояние. Грусть также богата, как и радость, и она позволяет объединить всю совокупность артистов. Что касается смерти, то она присутствует, но по эту сторону слов, и она не обязательно произносится с жестокостью. Как и прежде, в этом альбоме «Бог» присутствует и ужасающе отсутствует. Без сомнения, чем больше мы стареем, тем больше нас преследует эта идея. Но у меня было больше цинизма и свободы в отношении всего этого. С точки зрения названий песен этого альбома, это не очень весело. За всем этим была ясность, которой, может быть, у меня не было в предыдущем диске.

Вследствие быстрого успеха этого третьего альбома я была вне себя от счастья, но в то же время я была очень бдительной. После двух лет отсутствия мы сильно волнуемся по поводу нашего возвращения. Тогда это было огромным сюрпризом и настоящим счастьем. Когда дела вот так быстро идут вверх, то мы говорим себе, что падение будет более болезненным. Это моя немного тоскливая и пессимистическая сторона. Но это было великолепно! Это самое красивое, что может прийти к артисту. В идеале моё желание состояло в том, чтобы сделать клипы на все песни альбома. Но это было немного трудным и довольно дорогостоящим пари. Я не выступала с этим альбомом со сцены, так как я не могла постоянно чувствовать те эмоции, которые доставлял мне контакт с публикой в 1989 году. Когда я начинала свои последние концерты данного турне в Берси, я говорила, что эта сцена, без сомнений, будет последней. У меня было желание сохранить настоящее чувство, не обманывать. У меня было желание сделать этот альбом, а со сценой я хотела немного подождать. Я знала, что однажды, несомненно, вернусь туда. Когда? Об этом я ничего не знала. У меня не было намерения входить в цикл «альбом – сцена» и т. д. Сначала я хотела пережить другие приключения. Всё это было немного запутано. Я также знала, задолго до начала продвижения этого альбома, что приму участие в очень малом количестве телепередач. Я ничего не ждала от нового десятилетия, как и от прошлых лет. Ничего – ничего… Кроме того, чтобы как и прежде продолжать работу. Я вообще ничего не знала из того, что приготовило для меня будущее!

Название.В идеале я предпочла бы не оправдываться по поводу названия. «L’Autre…» предполагает много понятий, поэтому каждый может выбрать себе наиболее подходящее. Это название выбрано потому, что именно это понятие было новым во мне: открытость перед другими людьми. Это также одна из песен альбома. Раньше я говорила «я». В этом альбоме я пошла навстречу. Но я ничего не отвергаю из того, что я делала или кем я была, просто я меньше нуждалась в том, чтобы забегать наперед. Факт, что «L’Autre…» мог быть репликой в названии предыдущего альбома «Ainsi soit je…», появился только после принятия решения по названию.

Я не могу дать точное определение этому названию. «L’autre» предполагает много понятий: это может быть другой человек, компаньон. Это также может быть и другая я сама, это может быть то, что не имеет физической оболочки. Невидимое присутствие, которое парит выше вас, которое собирается вам помочь, защитить вас, направить, оно руководит вами иногда, препятствует вам, а так же восстает против вас. Я искала слово, которое могло бы включить в себя все аспекты этого ощущения. Пыталась найти слово, которое бы затрагивало многие вещи. Возможно, это шизофрения, почему бы нет? Точный термин был бы более поэтичным, менее клиническим…

Упаковка.Я вообще не знаю, у кого была идея изобразить на упаковке ворону! Она действительно сидела на моём плече, я её приручила… Это чучело вороны! Зато выбор фотографии был моим. Что касается меня, то я вообще не считаю это страшным, но подсознательный собирательный образ, очевидно, должен функционировать. Фотография скорее очень успокаивающая. Я остерегаюсь апостериорных оправданий артиста, но в вороне есть смысл, это сделано не только для того, чтобы было красиво. Эта птица была просто необходима нам, так как она имеет парадоксальный вид. Если некоторые рассматривают её в качестве предвестника беды, плохих предзнаменований или смерти, то в некоторых культурах, например, Африки, она символизирует защиту. В её присутствии нет ничего провокационного. И в книге Бытия разве Ной не использовал её в качестве посланника? Мне нравилось это противоречие. Это могло бы быть «другим». Мне нравится этот парадокс, этот контраст черного и белого, это противопоставление её черноты и моей белизны. Чувство парадокса встречается у любого человека. Несомненно, что у меня оно более ярко выражено, потому что я могу выразить свои чувства. У меня всё или черное, или белое, никогда нет среднего! Впрочем, на этой упаковке у меня есть предпочтительные цвета: белый и черный. Не чисто белого цвета больше, чем ярко-белого: ему верят. Существует много других символов вороны, и я не уверена, что будет очень интересно, чтобы все их упоминать…

По уровню создания и структуре песни это было довольно новым для меня делом. Я обожаю григорианское пение. Правда! Перед этой песней у нас с Лораном очень-очень долго была идея, чтобы использовать в песне григорианское пение, и это было сделано. Там только два мужских голоса.

Песня.Я хотела сказать об увечии, позже пришла всего лишь ассоциация с «Agnus Dei». Бога я действительно не знала. Возможно, что это было моё увечие… К тому же, это немного цинично с моей стороны. Я ещё не освободилась от всех этих вещей. Когда я писала данные слова, я думала о «Дьяволах» («Diables») Кена Рассела (Ken Russel). Его фильм прошел под пристальным вниманием. И я клянусь, что я не боялась реакции сект, Ватикана и тому подобного. Даже хорошей…

Этот дуэт с Жан-Луи Мюра (Jean-Louis Murat) родился из нашего общего стремления, и я этому действительно рада. Признаюсь, что до этого я не знала Жан-Луи. Я заметила его в альбоме «Cheyenne Autumn» и безнадежно пыталась найти его первый альбом. Именно он сделал первый шаг, но, по сути, неважно, кто его сделал первым, я хочу сохранить его таким… Действительно ли важно это помнить? В 1989 году я захотела послать ему записку, чтобы сказать, что мне понравилось то, что он делал. Но тогда, в который раз, у меня, возможно напрасно, была некоторая стыдливость, и я скверно себя чувствовала от того, что я сделала. Он написал мне письмо, и потом в течение года мы переписывались, совсем не зная друг друга, если, конечно, не считать песен, которые мы узнали раньше. У меня нет привычки писать письма, я настолько этого боюсь, что невозможно выразить словами то, что я чувствую. Я его ждала, я надеялась на него: встреча с ним меня не разочаровала. Это было волшебно. Это очень чуткий человек, имеющий смесь культуры и наивности. Прежде всего, мне очень нравится его голос, и я главным образом обожаю его манеру написания песен. Я знаю, что он это делает совсем по-другому, чем я. Жан-Луи очень продуктивный, он пишет безостановочно. У него действительно свой мир. Это очень трогательный человек для меня. Я не знаю, оценит ли он мой комплимент, но это единственный для меня человек, который реально наводит на мысль, что у нас действительно есть поэт. Это личность, которая приходила на ум после Гензбура. У нас было общее желание спеть вместе. Он согласился, поэтому я написала текст этой песни, думая о нём, о его текстах и о его любви к словам. Родилась «Regrets», и от этого я была очень счастлива, очень довольна. Мы были почти родственниками, хотя место рождения у нас разное. Когда мы записали эту песню, я задалась вопросом: не является ли Жан-Луи моим двойником. Мы как будто были одной крови. Тогда это был очень дорогой друг. Говорят «родственная душа» или «брат и сестра». Было впечатление, что у меня есть брат-близнец по профессии. В восприятии жизни мы одновременно были очень похожими и очень разными.