Петр Смирнов - Ласко́во

– Ну-у, сын, ты далеко пойдёшь.

И, уже обращаясь к папаше, заключил:

– Ты подумай: сколько народу было, а никто на это и внимания не обратил. А он, ребёнок, заметил. И правильно заметил, вот что. Ну и ну…

Папаша, однако, не заинтересовался и разговора не поддержал.

Во время учебы в Сорокине я часто бывал в сельсовете на разного рода собраниях. Уже не совсем детский ум внимательно за всем наблюдал. Мои симпатии были всегда на стороне проводивших собрания, и я от души завидовал тем из них, кто умел хорошо говорить и убеждать. Эти люди, особенно те, что приезжали из района, казались мне гораздо более знающими, чем мои учителя. Я постоянно торчал в сельсовете, ко всему присматривался и прислушивался, знал всех уполномоченных, председателей, названия первых создаваемых колхозов. Внимательно прочитывал всю районную газету “Славковский льновод”, из неё знал всех руководителей района и даже Псковского округа.

До моего назначения в августе 1935 года учителем в Шумайскую школу я наблюдал работу сельского совета, так сказать, со стороны. Став учителем, познакомился с ней ближе. Сельсовет закрепил меня агитатором за колхозом “Красные Разло́мы” в деревне Демехово.

Радио тогда не было, газеты мало кто читал. После занятий в школе я проводил собрания по разъяснению вопросов внутренней и внешней политики. Собрания проходили оживлённо. Говорили все. Слова никто не просил, его “брали” кто когда хотел.

Ничто не мешало мне иногда закончить собрание пораньше: я его открывал и закрывал, сам писал короткий, на одной страничке, протокол, давал тут же его подписать председателю и секретарю.

А после собрания я спешил на свидание в Тинеи…

Бывали такие годы, когда крестьянин съедал весь запас хлеба, не дотянув до нового урожая. В 1929 году такое было и у нас. К Борису, 6 августа, хлеба испечь не было из чего: ни муки, ни зерна. В амбаре – пустые сусеки. Послала бабуша меня и Митьку стричь в своей ржи колоски. Рожь в тот год долго не созревала – сказались плохие семена и поздний сев в прошлогоднее гнилое лето.

– Идите на Песочек, там рожь уже белая, – сказали нам.

Песочек – это пашня в сторону Тяглицы. Все имели там по полоске.

Настригли мы колосков. В канун Бориса бабуша угостила нас тёплым хлебом. Только жидковат был тот хлеб: сладкий, словно из солода, корка отделялась от мякиша, а мякиш приставал к зубам.

Стричь колоски – это от нужды.

Как-то раз я возвращался с собрания поздно вечером. Подозрительным показалось мне издали, что во ржи кто-то ходит, прячется. Тропинка петляла меж кустов, и меня тому человеку не было видно. Да он, скорее всего, и не предполагал, что по тропинке кто-то пойдет в такое время. Была суббота, мужики мылись в банях, бабы доили коров.

Приблизившись, я увидел женщину, которая, озираясь, стригла ножницами спелые колхозные колоски и запихивала их в завёрнутый передник. Потом она вышла на мою тропинку и мы встретились нос к носу. Я узнал её. Это была старая вдова Дуня из Демехова. Она вы́сыпала колоски на землю, бросилась на колени и стала обнимать и целовать мои ноги, слёзно просить прощения.

Еле-еле удалось мне оторвать её от моих ног и помочь встать. В колхозе она не состояла и своей полосы не имела. А жили у неё ещё две маленькие внучки. Только голод мог толкнуть старуху на преступление. Она отказывалась взять обратно колоски и только просила-умоляла не отдавать её под суд. Все же я уговорил её собрать колоски и отнести домой.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.