Юрий Толстой - Из пережитого. 4-е издание

Не берусь судить, финансировал ли германский генеральный штаб деятельность партии большевиков, в том числе и эту злополучную поездку, но несомненно одно – возвращение в Россию группы политических эмигрантов, которая на протяжении войны вела пораженческую пропаганду, делала все, чтобы разложить государственный механизм своей страны, было на руку кайзеровской Германии, с которой Россия находилась в состоянии войны. Именно поэтому такой проезд и был разрешен. Германия никогда не разрешила бы проезд политическим деятелям, которые ратовали за войну до победного конца. Представляется также очевидным, что такой проезд группы эмигрантов, начиненных пораженческими лозунгами, если и не содержит признаков состава преступления, то во всяком случае не может вызвать сочувствия в общественном мнении. Интересно, как бы мы в 1941–1945 годах отнеслись к лицам, которые с благословения Гитлера вернулись бы в Советский Союз с целью вести там пораженческую пропаганду. Не сомневаюсь в том, что эти люди были бы схвачены, едва пересекли границу, и не без оснований осуждены за измену Родине (если мне память не изменяет, по статье 58 1а тогдашнего УК РСФСР). Вполне возможно, что и сам народ совершил бы над ними самосуд. Нашим же «героям» устроили торжественную встречу на Финляндском вокзале с участием представителей Петроградского Совета. Как наивна и как слаба была только что народившаяся русская демократия и какой горькой ценой впоследствии за это ей пришлось расплачиваться! Один из тех, кто вернулся с Ильичом из Швейцарии, небезызвестный политический авантюрист Карл Радек (он же Собельсон), перед отправкой в Россию говорил: «Либо через полгода будем министрами, либо будем висеть на телеграфных столбах». Сбылось, к сожалению, первое. Что же касается версии о том, что деятельность партии большевиков была замешена на германских деньгах, то я не придаю большого значения тому, так ли это или нет. К сожалению, партия с самого начала своих выступлений на политическом поприще запятнала себя большим количеством преступлений. При таком раскладе наличие еще одного в сущности ничего не прибавляет и не убавляет. Достаточно напомнить об экспроприациях, которые систематически совершались ради пополнения партийной кассы, средства которой шли главным образом на содержание функционеров. А ведь в результате таких экспроприаций гибли безвинные люди – мелкие банковские служащие, случайные прохожие и т. д. Если бы Ленин предстал перед судом и было установлено, что немцы действительно финансировали деятельность партии, то он бы, лукаво сощурившись и засунув пальцы рук в проймы жилета, сказал: «Ну и что такого? Мы считаем моральным все, что способствует победе пролетариата. Цель оправдывает средства». Вот так-то, господа хорошие!

Попытки привлечь Ленина и Зиновьева (товарища Григория!) 20к суду за пораженческую деятельность окончились провалом. На суд эти господа так и не явились, мотивируя тем, что не верят в объективность и беспристрастность буржуазного суда и не исключают внесудебной расправы.

Благодаря слабости Временного правительства, недовольству широких слоев населения трудностями военного времени, неудачам на фронте, чему большевики в немалой степени способствовали, но, пожалуй, главным образом благодаря социальной апатии, при которой вольготно чувствуют себя всякого рода экстремисты, Октябрьская революция, а точнее, Октябрьский переворот, произошла. Сразу скажу, что считаю Октябрьскую революцию величайшей трагедией, когда-либо постигшей мир, особенно Россию.

К сожалению, Временному правительству, в состав которого входили далеко не худшие умы тогдашней России (достаточно вспомнить П. Н. Милюкова, В. И. Вернадского, Д. И. Шаховского, С. Ф. Ольденбурга и других), не хватило воли и решимости для принятия элементарных охранительных мер, которые оградили бы общество от разложения. Для этого было бы достаточно до конца мировой войны (а ее конец, как показали последующие события, был близок) интернировать тех, кто прибыл в запломбированном вагоне, чтобы любой ценой добиться ниспровержения существующего в России строя ради достижения мифической цели – победы мировой социалистической революции. Заброшенные в Россию авантюристы были одержимы жаждой власти и ради этого готовы на все. Изоляция этих господ спасла бы не только десятки миллионов жизней, но и их самих, поскольку едва ли не все они, как и их родные и близкие, стали жертвами неуемной борьбы за власть. Достаточно вспомнить о судьбе прибывших в пресловутом вагоне Зиновьева и Радека. Были уничтожены не только они сами, но и их семьи, в том числе сын Зиновьева и Лилиной, которого Ленин и Крупская, будучи бездетными, хотели усыновить. Став после Октябрьского переворота руководителем школьного дела в Петрограде, Лилина всячески поощряла поход против сложившихся старорежимных школ с их традициями, в том числе и против гимназии и реального училища Карла Мая. После революции гимназия получила статус фабрично-заводской семилетки, а затем и десятилетки ¹ 217. Одним из ее учеников был Николай Сергеевич Алексеев, впоследствии доктор юридических наук, профессор Ленинградского университета, декан юридического факультета, мой шеф по журналу «Правоведение». В 1929 г. Н. С. Алексеев был учеником седьмого класса этой школы, что явствует из фотографии в статье «Полеты майского жука. Советская история одной петербургской гимназии», опубликованной в альманахе социального партнерства «Русский меценат», июнь 2009 г., вып. 1. С. 77–80. Автор статьи Н. В. Благово – выпускник школы Мая и ее летописец, много сделавший для возвращения из небытия ее славной истории. Лилина успела вовремя умереть и была похоронена на Поле жертв революции (ныне – вновь Марсово поле). плита, под которой она покоилась, вскоре после того как Зиновьев попал в стан врагов народа, исчезла. Нужно ли оплакивать этих господ, которые, встав на путь тягчайших преступлений, сами оказались их жертвами? Пускай каждый сам решает для себя этот вопрос. Мне же остается напомнить не столько им самим, если они нас слышат, но в первую очередь ныне живущим политическим наркоманам и авантюристам, как опасно разжигать в обществе низменные страсти, раскачивать государственный корабль, раздавать заведомо невыполнимые обещания. Пока не поздно, одумайтесь, господа!

Несколько десятилетий назад мы шли вместе с моим коллегой профессором Иоффе, с которым в то время были дружны. Не помню уж в связи с чем, я ему сказал: «Трагедия России в том, что она не остановилась на Феврале». Иоффе на это ответил: «Представьте себе, то же самое говорил мой отец». Но это к слову.

Что же дает основания для такого вывода? Начать с того, что для совершения в России социалистической революции (если таковая вообще возможна) не было решительно никаких предпосылок, причем по мере так называемого социалистического строительства шансы на появление таких предпосылок не только не возрастали, но и, наоборот, убывали. Вообще идея построения социализма представляется мне насквозь утопичной. Напомню, как Ильич проводил различие между утопическим и так называемым марксистским социализмом. Он говорил: «Если утопические социалисты считают, что вначале нужно переделать природу человека, а затем, опираясь на эту преобразованную идеальную природу, строить идеальное общество, то марксисты считают, что социализм можно строить исходя из наличного человеческого материала, поскольку никакого иного нет, с тем чтобы в ходе построения нового общества изменялась в лучшую сторону и природа самого человека». Трудно сказать, кто впадал в больший утопизм: утопические или марксистские социалисты. Во всяком случае, утописты принесли человечеству неизмеримо меньший вред, чем марксисты. Если утописты не шли дальше создания единичных коммун, которые очень скоро распадались, то марксисты ввергли мир в величайшие катаклизмы и катастрофы, которым несть числа. Что же касается природы человека, то марксистам действительно удалось ее изменить, но только не в лучшую, а в худшую сторону.