Георгий Гюрджиев - Встречи с замечательными людьми

Как и почему он выстукивал, для меня не было понятно, да я и не пытался объяснить себе этого, так сильно было впечатление от открывшихся передо мной широких, неведомых мне областей.

Слышанное и виденное меня так глубоко взволновало, что я, придя домой, весь вечер и следующее утро думал над этими вопросами и даже решился спросить об этом на другой день во время урока у отца протоиерея, и рассказал ему о бывшем накануне разговоре и проделанном опыте.

– Все это чушь! – ответил мой первый наставник. – Тебе не следует думать и заниматься этими вещами, а надо изучать то, что тебе необходимо знать для твоего будущего сносного существования.

И он не удержался добавить:

– Ну, чеснокина ты голова (это было его любимое выражение), подумай: если духи действительно могут отбивать ножкой стола, значит, они обладают какой-то физической силой, а если так, то зачем им для общения с людьми прибегать к такому идиотскому и вместе с тем сложному способу, как стучание ножкой стола? Они могли бы передавать то, что хотят сказать, или прикосновением, или другими способами.

Как я ни ценил мнения своего старого наставника, я не мог принять его категорический ответ без критики, тем более что мне казалось, что мой молодой преподаватель и его знакомые, будучи людьми кончившими академию и другие высшие учебные заведения, могут знать некоторые факты лучше, чем старик, учившийся еще тогда, когда науки стояли не так высоко, как теперь. Поэтому, при всем моем уважении к старику, я в его взглядах на некоторые вопросы, касающиеся высшей материи, сомневался.

Таким образом этот вопрос остался для меня неразрешенным, и я старался в нем разобраться путем чтения соответствующих книг, которые мне давали Богачевский, отец протоиерей и другие.

Но так как мое учение не позволяло мне долго задумываться над чем-нибудь посторонним, я с течением времени забыл об этом вопросе и успокоился.

Время шло. Мои занятия со всеми моими учителями, в том числе с Богачевским, шли очень усиленно, и я только иногда в праздники ездил к дяде в Александрополь, где у меня было много товарищей, и еще я ездил туда также и для того, чтобы подрабатывать там деньги. Деньги же всегда были нужны как на личные мои расходы – на платье, книги и т. д., так иногда и для помощи кому-нибудь из моей семьи, которая в это время особенно сильно нуждалась.

Я ездил на заработки в Александрополь, во-первых, потому что там все уже меня знали как «мастера-на-все-руки», и всегда то один, то другой звал, чтобы что-нибудь сделать или починить: одному нужно было замок починить, другому часы, третьему вытесать из специального местного камня особенную печку или вышить подушку для приданого или для украшения своих гостиных – словом, у меня там была большая клиентура, всегда было достаточно работы и платили, по тогдашнему времени, довольно прилично, а во-вторых, еще и потому что в Карсе, вращаясь, по своему юношескому пониманию, в «научных» и «высших-кругах», я не хотел, чтобы там считали меня ремесленником, а также чтобы там, где жили мои родители, эти мои знакомые из «высших-кругов» стали как-нибудь подозревать о том, что моя семья нуждается и я принужден зарабатывать деньги на свою жизнь как простой ремесленник.

Все это тогда очень задевало мое самолюбие.

Итак, и в этом году на Пасху я по обыкновению поехал в Александрополь, находящийся всего только в ста десяти километрах от Карса, в семью моего дяди, к которой я был очень привязан и большим любимцем которой я всегда был.

И вот в это мое посещение, на второй же день во время обеда моя тетка, между прочим, сказала мне:

– Послушай, будь осторожнее, чтобы с тобой чего-нибудь не случилось.

Я удивился: что может случиться?! И стал ее расспрашивать, в чем дело.

– Я, – говорит, – и сама не верю, но раз кое-что уже сбылось из того, что мне про тебя напророчили, то боюсь, как бы и остальное не исполнилось.

И она рассказала следующее:

В начале зимы в Александрополе, как всегда, появился юродивый «Еунг-Ашшех» Мардырос, и ей почему-то вздумалось позвать этого гадателя, предсказывавшего будущее.

Она попросила его погадать обо мне. Он ей сказал многое, что мне предстоит, и, по ее словам, часть этого с тех пор уже исполнилась, и тетка действительно указала на факты, бывшие со мной за это время.

– Но, слава богу, – продолжала она, – двух вещей с тобой еще не случилось, а именно он предсказал, что у тебя будет большая язва на правом боку, а также сказал, что в недалеком будущем предстоит с тобой случиться большому несчастью от ружейного выстрела, и потому тебе нужно очень остерегаться там, где стреляют.

В заключение тетка добавила, что хотя этому сумасшедшему и не верит, но лучше мне быть на всякий случай осторожным.

Я сам был очень удивлен тому, что она мне рассказала, потому что уже с месяца два до этого у меня на правом боку действительно появился карбункул, и мне пришлось с ним с месяц возиться и чуть не ежедневно ходить на перевязку в военный госпиталь.

Но я никому об этом не говорил, и даже домашние ничего не знали, тем более тетя, живущая так далеко, не могла знать об этом.

Все-таки я не придал особого значения рассказу тетки, так как совершенно не верил во все эти гадания, и скоро об этом предсказании совсем забыл.

В Александрополе у меня был один приятель, по фамилии Фатинов, а у него был товарищ, некто Горбакойный, сын командира одной из рот Бакинского полка, расположенного в районе греческой слободки.

Вскоре, кажется через неделю после рассказа тетки, приходит ко мне этот Фатинов и предлагает мне идти с ним и его товарищем на охоту на диких уток.

Они собирались идти на озеро «Аля-Гез», находящееся на склоне горы того же названия.

Я согласился, думая, что это хороший случай отдохнуть; действительно, я за последнее время очень устал, так как занимался очень усиленно, изучая увлекавшие меня книги по невропатологии.

К тому же, я очень любил охоту еще с раннего детства. Раз, когда мне было всего шесть лет, я взял у отца без спроса ружье и отправился на охоту на воробьев, и хотя первый же выстрел свалил меня с ног, но это меня не только не расхолодило, а наоборот, придало жару моей, если так можно сказать, охоте «охотиться».

Конечно, у меня ружье немедленно отобрали и уже повесили его так, что я никак не мог его достать; но я тогда сам смастерил себе из старых ружейных патронов ружье, к которому применил бумажные пистоны, имевшиеся у меня вместе с детским игрушечным ружьем. Это ружье стало стрелять в цель дробью не хуже настоящего и имело такой успех среди моих товарищей, что они начали заказывать у меня такие ружья, и я, кроме того что стал слыть за замечательного «ружейного-мастера», стал иметь также хороший доход.