Георгий Гюрджиев - Встречи с замечательными людьми

Надо сказать, что благодаря случайно сложившимся обстоятельствам я с восьмилетнего возраста стал водиться с товарищами, гораздо более старшими меня по годам и принадлежавшими к семьям, по своему общественному положению считавшимся выше моей семьи; точно так же, как это было в Карсе.

В Александрополе в греческой слободке, где раньше жила моя семья, у меня совершенно не было товарищей; все мои товарищи жили на противоположной стороне города, в русской слободке, и это были дети офицеров, чиновников и духовенства.

Туда я часто ходил, так как после того, как познакомился через товарищей с их семьями, постепенно так получилось, что я имел вход почти во все дома русской слободки.

Я помню, первый, с кем я заговорил об этом удивившем меня до крайности явлении, был Ананьев, мой хороший товарищ, тоже намного меня старше.

Он, даже не выслушав меня по конца, авторитетно заявил:

– Эти мальчишки просто сыграли на твоей дурости; они провели тебя и оставили тебя в дураках. Ты лучше посмотри, какая вышла прелесть!

И он, побежав в другую комнату, тотчас же вернулся, надевая на ходу свой новый форменный сюртук (он только что получил службу почтово-телеграфного чиновника), и стал звать меня пойти с ним в городской сад.

Я отговорился неимением времени и сразу от него пошел к жившему на той же улице Павлову.

Это был славный малый, но большой пьяница; служил он чиновником казначейства. У них в доме я застал дьякона крепостной церкви, отца Максима, артиллерийского чиновника Артемина, капитана Терентьева, учителя Стольмаха и еще двух других, мало мне знакомых.

Они пили водку и, как только я вошел, сейчас же посадили меня за стол и предложили выпить.

Надо сказать, в этот год я уже начал пить, правда немного, но не отказывался, когда, бывало, предложат.

Началось это с того случая в Карсе, когда я однажды очень усталый, потому что всю ночь учил уроки, только что собирался утром лечь, как вдруг солдат сторож пришел звать меня в собор.

Не помню, в честь чего в этот день должны были служить молебен на одном форте, но в последнюю минуту было решено служить с певчими, и потому разослали сторожей и дневальных по городу собирать их.

То, что я не спал всю ночь, подъем на высокую гору, где находился форт, и самый молебен меня так утомили, что я едва держался на ногах.

На форте после молебна был устроен обед для приглашенных, также был накрыт отдельный стол для певчих. Регент, здоровый пьяница, видя, что я совсем ослаб, уговорил меня выпить рюмку водки.

Выпив, я действительно почувствовал себя лучше, а после второй рюмки вся моя слабость прошла. После этого случая я часто, когда очень утомлялся или нервничал, выпивал одну, две, даже иногда три рюмки.

Также и в этот день я не отказался от рюмки водки, но, как ни уговаривали, второй пить не стал.

Компания была еще не пьяна, так как только начали пить. Я знал порядок опьянения этой теплой компании: первым всегда пьянел отец дьякон. Еще слегка навеселе, всегда начинал возглашать ектенью, почему-то за упокой души благоверного и т. д., почившего Александра I, но сейчас он пока еще сидел мрачный, и потому я не удержался и заговорил о виденном в тот день, но только не так серьезно как с Ананьевым, а немного в шуточном тоне.

Все очень внимательно и с большим интересом выслушали меня, и после того, как я окончил свой рассказ, стали высказывать свое мнение об этом.

Первым заговорил капитан, сказав, что подобное он сам недавно наблюдал – солдаты начертили на земле вокруг одного курда круг, и после этого он чуть ли не в слезах просил их стереть его и не вышел из круга, пока по его, капитана, приказанию солдат не стер кусочек черты, через какое место он и вышел.

– Я думаю, – заметил капитан, – это какой-нибудь обет требует не выходить из замкнутого круга, и они не потому не выходят, что не могут, а потому, что не хотят нарушать обета.

Дьякон сказал следующее:

– Они чертопоклонники, и потому в обычных обстоятельствах черт их, как своих, не трогает, но так как черт тоже подвластный и по службе обязан на каждого человека напустить наваждение, то для виду что ли, он ограничил их независимость, чтобы другие люди не догадались, что они его слуги. Ну вот, все равно как Филипп…

Филипп был полицейский, который стоял на посту на углу улицы и которого эта братия, за неимением иногда никого другого, посылала за папиросами и выпивкой; полицейская служба там тогда была, как говорится, «курам-на-смех».

– Так вот, – продолжал дьякон, – если я, положим, на улице наскандалю, то этот Филипп обязан непременно повести меня в участок; и для виду, конечно, поведет, чтобы другим не повадно было, а как завернем за угол, он отпустит и вслед непременно скажет: «С вашей милости на чай после!»

Ну, и нечистый так же со своими, с езидами, что ли.

Не знаю, тут же ли он сочинил такое объяснение или оно действительно существовало.

Чиновник сказал, что он про это никогда не слыхал и что, по его мнению, ничего такого существовать не может, и очень сожалел, что мы, люди интеллигентные, верим в такие чудеса, да еще голову ломаем.

Учитель Стольмах ответил, что, наоборот, он даже очень верит в сверхъестественные явления и что если сейчас многого еще нельзя объяснить положительной наукой, то он вполне уверен, что при теперешнем быстром прогрессе цивилизации очень скоро современная наука докажет, что все явления из метафизического мира могут быть сведены и объяснены полностью физическими причинами.

– А что касается этого факта, о котором вы говорите, – продолжал он, – я думаю, что это одно из тех магнетических явлений, над которыми сейчас светила науки работают в Нанси.

Он еще что-то хотел сказать, но Павлов прервал его, сказав:

– Ну, черт с ними, со всякими чертопоклонниками, дать им всем по полбутылке водки, и тогда никакая черта их не задержит. И потому выпьем за здоровье Исакова!

Исаков был владельцем местного водочного завода.

Эти разговоры не только не успокоили моих мыслей, а наоборот, уйдя от Павлова, я стал еще больше думать об этом, к тому же мне стали приходить в голову сомнения относительно людей, с которыми я до того считался как с образованными.

На другой день утром я случайно встретился с главным врачом 39-й дивизии – доктором Ивановым, который был приглашен к больному соседу армянину, а меня попросили прийти перевести, что скажет доктор.

Доктор Иванов пользовался большой популярностью среди горожан, имел очень большую практику, и я его знал хорошо, так как он часто бывал у дяди.

И вот, после визита к больному, я у него спросил:

– Ваше Превосходительство, – он имел генеральский чин, – будьте добры, объясните мне, почему езид не может выйти из круга?