Виктор Васин - Моя жизнь. Лирические мемуары

Под рефрен: народ и партия едины! – возводились заводы; поднимались платины; производилась нужное количество энергии; что-то творила наука; земля рожала хлеб. Народ, который тогда ещё не величали электоратом, был накормлен, пусть не досыта, но продуктом своей земли, на которую (а не на транснационального лабазника, гораздого поставить в страну эрзац-суррогатные несъедобности), полагались (и полагаются по сей день!) «массы», – её, землю, и обустраивающие.

Надо признать, что народ, прозябающий в полунищете, и партия, зовущая «демос» в светлое завтра, – едиными никогда не были.

И всё, что делалось, что возводилось, сооружалось, придумывалось и внедрялось, – вовсе не было (как внушалось!) заслугой «руководящей и направляющей», а было (что ближе к истине) – следствием боевого энтузиазма нищего «демоса», поверившего в объявленную свободу, и жаждущего в короткий срок индустриально обустроить разорённое отечество.

Обустроили, – где-то коряво, где-то неуклюже, где-то декоративно. Разрушенный до основанья, новый мир был слеплен.

В отдельно взятой стране. Модернизированная (и возведённая с нуля) промышленность плавила металл, делала машины, турбины, суда, локомотивы, и (остаточно) – кое-какой житейский инвентарь. Коллективизированное село выдавало сносно-съедобную продукцию. Ковалось оружие, с которым можно было бы встретить возможного агрессора, и охладить (что определялось – как императив!) его горячую голову. Что-то распределялось, что-то объявлялось бесплатно-обязательным для всех. Цены на товары «жизненной?» необходимости держались на доступном уровне.

И было много чего ещё, о чём трубили, писали в газетах, слагали велеречиво-хвалебные стихи, и сочиняли трескуче-пафосные и идеологически-выдержанные новеллы и романы.

И было много всего прочего – внешне броского и социалистического, но дешёвого и одноразового…

И всё же – «великие» завоевания были!

Кто ж спорит – были. Да только зачем называть социализмом то, что (как провозглашалось!) построенной первой фазой коммунизма – никогда не было, и быть не могло?

Зачем, почти семьдесят лет, надо было стращать мир непременным приходом «призрака» на все широты земного шара, и вешать на пролетариат ярлык… могильщика «загнивающего» капитализма?

Зачем было, на потеху Западу, строй, в котором труженик, к концу (недолгой) жизни, имел пару штанов и шесть метров площади в коммуналке, – объявлять строем высшей справедливости, то бишь – социализмом с человеческим лицом?..

Карл Маркс, как бы мимоходом – заметил: если извлечь из капитализма его криминальную составляющую – частнособственническая формация рухнет в одночасье. При этом Маркс – ни словом не обмолвился, что на смену рухнувшему капитализму непременно придёт коммунизм, в котором (даже в лице его первой фазы) – преступной составляющей, конечно же, не будет.

Увы, оказалось – это не так. Криминал благоденствует при любой формации. Вот только при капитализме криминал (судя по сноровке) – пусть и неправедная – но движущая сила формации, при социализме же – всего лишь паразитирующая пиявка…

К началу девяностых, большая часть аксакалов первой волны ушла в мир иной (возможно, не в лучший); меньшая, дряхлеющая, являла собой гвардию отставных персон «державного» значения. Их дети и внуки к тому времени вошли в осознанную зрелость. Мажоры девяностых (как нарекли бы их сегодня), поднаторев в фактуре – «подавать себя» – смотрелись сановитее своих отцов.

К годам первой зрелости они успели потолкаться в престижных (домашних и закордонных) альма-матер. Стало быть, дозревши, могли предъявить бумаги, подтверждающие их высокую (с «забугорным» лоском) – образованность. Немудрено, что «породистые» мажоры претендовали (и были пристроены – через кумовские, кастовые, и родственные связи) на освобождающиеся номенклатурные посты. И когда в воздухе запахло новой революцией, и был провозглашён (правда, невнятно) курс на строительство (но всё с тем же человеческим лицом!) – частно-государственного капитализма, начальствующая публика второй и третьей волны рассудила: да, заводы, фабрики, ЛЭПы и плотины, и прочая недвижимость – собственность всенародная. Но, коль скоро заводы (продолжали рассуждать мажоры) строились, а недвижимость создавалась – под руководящим началом их (крупных, и не очень) номенклатурных предков, стало быть (при смене формации), ничейная собственность (по праву?..) должна перейти в их руки. Да-да, в руки прямых (и косвенных, читай – незаконнорождённых) наследников своих отцов. Так мыслилось. Но чтобы прибрать «ничейное» богатство к рукам, следовало придумать право. А лучше закон, объясняющий право. Родилось слово «приватизация». Предполагалась передача госимущества (земель, и всего, что перемещалось, стояло, и росло на этих землях) – в коллективное, и даже в индивидуальное владение. Либо за плату, либо… за «просто так». Но кто в те годы мог сполна заплатить за «ничейное» госимущество?..

Никто. А, посему, вариант: «возьми за просто так» подавался, как едиственно-возможный. К тому же, даровщинка позволяла ловкачам, близко стоящим к рычагам «распила госимущества» – немедля (и беззатратно!) шагнуть в капитализм.

В тот самый – приватно-государственный, в котором – авуары и власть – были бы… единым целым.

В истинном капитализме подобные «ценности» – разделены!

Собственность становилась манящим и безвозмездно-лакомым куском; её можно было взять взаймы у государства, и, что особенно замечательно, – без каких-либо обязательств отдачи долга.

Ибо отныне собственность именовалась – частной!

И, как гласил состряпанный под неё закон, – неприкасаемой!

Новоиспечённые нувориши (большой и средней руки) оделись в деловой импорт. Смотрелись «державно», и по-заморски респектабельно. Их, доселе скудный, совковый лексикон пополнился «рыночными» словесами: менеджмент, залог, ажио, акционирование, моржа, офшор, бенефициар…

Делёж (а проще – раздача заводов, газет, пароходов) обогатил (раздел-то шёл промеж самих себя) последнюю волну партийно-профсоюзно-комсомольских вожаков, и породил новый класс люмпенов, потерявших, пусть якобы коллективную, пусть всеобщеничейную, но всё же, хоть как-то греющую душу – народную собственность…

Часть общества, – та, что в который раз осталась ни с чем, возмущённо заявила (и, наверное, обоснованно), что огромные госценности были сделаны руками!., их отцов и дедов, а не руками?.. партийно-профсоюзно-комсомольских вожаков, и что делёж этих огромных ценностей «промеж этих самых вожаков» – чудовищно несправедлив. И что свобода и демократия при пустом кармане, а, стало быть, и при пустом желудке, – вещи абстрактные и им непонятные; и что с ними делать, при отсутствии хлеба насущного, люмпены, оставшиеся ни с чем – не знают.