Владимир Звездин - Замечательная жизнь людей

Но продолжение этого эпизода было еще смешнее. Этап был действительно большой. Целый эшелон. Это было новое для меня, в «Пульманах» я еще не ездил. Вагон товарный, как известно, не утепляется. А на носу новый год 1956. От дверей вправо и влево поставили буржуйки, за ними до стены сплошные двух этажные нары. Обеспечили нас углем, и в путь. Между собой организовали постоянное дежурство, на каждую буржуйку по два кочегара. В напарники мне попал «не выкати кати». Новый год мы встретили на горке Свердловск – Сортировочный. Я еще не знал, что в районе сортировок живет мой отец. Что где-то тут бегает голоногая девчонка тринадцати лет, будущая моя жена.

Мой «не выкати кати» сел играть в карты прямо у печки. Я предложил ему между делом брось пару совков, а я пойду спать. А закончишь играть, меня толкнешь, кочегарить буду я. И залез на нары спать. Проснулся от шума и холода. Разбираются, кто дежурные, одного нашли, на меня показывают: вон тот, что у стенки. Дернули меня за ноги, а я примерз бушлатом к стене. Тут давай все ржать, ну, как он мог кочегарить, когда бедолага примерз к стенке. Казалось, что напряжение спало, и все успокоились.

Но этот «скобарь», чудо в перьях, растапливая печь, на какое то замечание выдал на весь вагон: «Все вы здесь педерасты». Ой, что тут было, лупили его, как Сидорову козу, все, кому не лень. А самое интересное, лезет ко мне на нары, весь в крови.

– Ну, тебя почему они не тронули, когда ты их обзывал.

– Неужели ты не соображаешь, почему? Нужно думать, когда говоришь, кому, что, где и как. Это тебе урок.

Когда прибыли в Омск, человек сто загремели на штрафняк. К моему удовольствию попал туда я, Женя Питерский, несколько ребят знакомых и «не выкати кати».

Вот интересное наблюдение, столько лет город носил в названии имя Ленина. А блатные упорно называли его Питер. И еще вся страна была безбожная, носили соответственно возраста октябрятскую звездочку, пионерский галстук, комсомольский значок, партийный билет, а блатные открыто носили крестик. Как будто знали и ждали, что все это временно и скоро все вернется.

По всему было видно, что мое поведение на судебном заседании добавило отрицательных черт к моей характеристике. И я не удивился, что оказался вновь на строгом режиме. И хотя с Женькой какое-то время мы теряли друг друга и в эшелоне были в разных вагонах, но здесь на штрафнике встретились вновь. Первое, о чем он спросил, написал ли я письмо домой. Конечно, не моргнув глазом, соврал я. Правда, в тот же день отправил письмо. Ответ получил, но в нем про Галю не было ни слова. В отместку я написал домой грозное письмо. Если они мне про нее не напишут, писать им больше не буду вообще.

Признаться, при всем моем бесшабашном поведении, у меня в голове что только не ворочалось: и тоска, и страх и не известность, когда это все кончится и кончится ли вообще. И мысли о Гале. Воспоминание о ней растревожили меня. Что мне еще надо было? «Лицом к лицу, лица не увидать. Большое, видится на расстоянии». Золотые слова. Вспомнилось из детского стиха слова мужика: «Такая корова нужна самому». Я уж подумал: зря я решил отдать ее Женьке. Но письмо, полученное мной, расставило все точки. Мой брат Валерий морочил мне голову в письме, всячески оправдываясь, рассказывая мне, что девиц разных на свободе много. Главное тебе вернуться. Наконец, приписал, – Галя вышла замуж за милиционера. И адреса они не знают.

– Вот видишь, – написал я ему. – Какая пара: один ловит, другая судит. Симфония.

А сам отреагировал так, что стыдно до сих пор. Умнее не придумал, как написать письмо на адрес суда:

Я искал ее потом, мне страшно хотелось извиниться перед ней. Но потом я решил, что письмо это она могла не получить благодаря цензуре. И успокоился. Но это все было потом.

Между прочим, в те времена к приговорам добавлялись нагрузки, в народе говорили «по рогам и по ногам» Имеется в виду поражение в правах, и 101 километр проживание от крупных (режимных) городов. Поражение озвучивали при чтении приговора. А вот про 101 километр умалчивалось. При освобождении это было сюрпризом. Мне нельзя было подъезжать к Ленинграду ближе, чем на 101 километр. Правда, мне было предоставлено место поближе – город Мга. За нарушение сажали обратно с удовольствием.

Лагерь, видно, был приготовлен на скорую руку. Просто от огромного лагеря «фашистов». З/к ст. 58, враги народа, предатели, полицаи. Отгородили два барака. Корм привозили от них, столовой как таково не было. Была раздача. Так что рассчитывать на добавку не приходилось. Но зато прямо на улице у дверей стеллажами были сложены ящики с соленой килькой. Она была ржавая, но мужики все же брали ее на обед, вымачивали и жарили на лопатах над костром. Какая это было гадость, но выбора не было.

В баню водили тоже к ним. Процедура выглядела так. До ворот вели под конвоем, а дальше под надзором, что давало возможность убежать и общаться с врагами, что-нибудь продать или купить. Когда из бани возвращались, эти торговцы забегали в колонну. Если их ловили, они получали пять суток изолятора. Если проходило нормально, предприниматели имели 30 % от выручки. Торг не уместен, цены были стабильные, двадцать пять рублей. Все подряд: и телогрейка и сапоги и роба. Мы с новым корешем, Эдиком, решили подзаработать на этом деле. Обзавелись товаром и, дождавшись банного дня, осуществили затею, но она не удалась. Мы рванули не первыми, охрана как-то, подозрительно вяло реагировала. Мы, не разбегаясь друг от друга, забегаем за барак, а там колами полируют наших торговцев.

Увидев нас, группа товарищей (фашистов) отделилась и устремилась к нам. Ну, мы, долго не раздумывая, рванули, что есть мочи, в баню. Там в дверях менты умирают со смеху. «Бегите, – кричат, – скорей, а то они вас догонят». Тогда я и понял, что такое рыночные отношения, зарекся лезть в торговлю. Этот случай поставил под угрозу наши отношения с соседями. У воров был сходняк. Выяснили, что в предыдущий банный день один гусь свистнул у соседей хромовые сапоги. Их вернули, конфликт уладили. А Женьку выбрали «Паханом».

Сам Омск я не видел. На слуху было название района «Захламино». А строить мы будем нефтеперегонный завод. Выглядело это так. В поле огорожен участок колючей проволокой. Земля промерзла почти до двух метров. Разметили направления. Сформировали звенья по четыре человека. Выдали кирки, лопаты, ломы, клинья, кувалды. Поставили задачу, определили норму и вперед. Костры не разжигать, если увидят, так согреют, что потеть будешь очень долго, даже могут быть осложнения со здоровьем. А ветер свищет, пронизывая насквозь, одно спасение – это зарыться в землю. А для этого, ой, как нужно пахать. Но другого спасения от ветра нет.