Алексей Смертин - Сибирский резидент. От Алтая до Альбиона

Зарплата и премиальные в «Заре» были небольшие. Копил целый год, отказывая себе во всем. Я был одержим этой идеей. Каждый раз, приезжая в Москву, мчался на Арбат. Для прослушивания аппаратуры в магазине отвели отдельный уголок за драповыми шторами. Там я пропадал часами. Чувствовал себя, как в фильме «Зимний вечер в Гаграх» герой Евстигнеева, присмотревший в комиссионке диван мечты.

Наконец купил. Вся команда помогала грузить в самолет аппаратуру весом под сто килограммов. В Ленинск-Кузнецком она занимала полквартиры. Это не смущало, потому что там долго не было ничего, кроме нее и дивана. Уже дома, прибавив громкость, обнаружил дефект в колонке – хрипел диффузор. Новый пришлось заказывать в Америке.

Впоследствии аппаратуру перевез в Москву. Когда выстроил загородный дом, одну комнату превратил в музыкальную студию. До сих пор все работает, звук изумительный. Слушаю и наслаждаюсь.

В «Заре» мы были одной семьей. Связано это еще с тем, что почти все ребята обитали в пяти… Нет, не пятизвездной. Пятиэтажной гостинице около вокзала. Четвертый этаж целиком выделили команде. Многие годами жили там, даже получив квартиру. Как я, например, пока не женился на Ларисе.

С горячей водой в городе тогда были проблемы. Летом на стадионе ее вообще отключали. После игр и тренировок ехали мыться на «Ярославку» – шахту имени Емельяна Ярославского. Раздевалка общая, душ – тоже. Я смотрел на шахтеров, отработавших смену. Под глазами у них были тени. Угольная пыль въедается так, что уже не отмоешь.

Читал, что в советские времена в Донецке футболисты периодически спускались в шахту. Если команда безвольно проигрывала, первый секретарь обкома отправлял смотреть в глаза работягам. Васютин такое не практиковал. Даже после 0:9. В забой я сам напросился спустя годы. Интересно же!

Выдали робу, каску, фонарь – и вниз. Пешком шли минут сорок. Обратно – полулежа на транспортерной ленте, которая поднимает уголь на-гора. Ощущения в шахте не самые приятные. Постоянно тянет на свежий воздух. Метан шипит, как сотни змей. Сквозняк пронизывает до костей – его создают искусственно для проветривания выработок. Когда видишь, в каких условиях трудятся шахтеры, мозги прочищаются. После такого на поле отбывать номер невозможно.

Когда люди футбола узнают, что год играл в одной команде с вратарем Геннадием Тумиловичем, сразу спрашивают: «Ну и как у вас чудил?» Гена – колоритный персонаж, о его проделках ходят легенды. Чего стоит история, как в минском «Динамо» угнал с базы клубный автобус!

Но в «Заре» вел себя на удивление тихо. Кроме двух эпизодов, вспомнить нечего. Оба связаны с Кубком России.

В 1/8 финала играли на выезде с ЦСКА. Поселились в гостинице «Москва». Окна в номере Тумиловича выходили на Манежную площадь, где шло строительство торгового комплекса. Отчаявшись заснуть после обеда под грохот отбойных молотков, Гена схватил подушку, улегся в ванную. Задремал. Через несколько часов в воротах творил чудеса. Основное и дополнительное время закончилось нулевой ничьей, а в серии пенальти мы вырвали победу – 8:7.

В четвертьфинале дома уступили московскому «Динамо» – 0:2. Тумилович расстроился, выпил. Взял у Сереги Топорова ключи от «Лады». На огромной скорости врезался в столб, едва не улетев с моста. Машина – вдребезги, у Гены ни царапины!

Когда в «Зарю» пришел опытный нападающий Владислав Яркин, ему тут же дали «восьмерку». Сейчас звучит смешно, но тогда вся команда была поражена – нам-то, чтоб дождаться по контракту автомобиль, надо было отыграть год.

Мы с Кормильцевым свои машины забирали в Новосибирске. Сереге досталась кофейная «восьмерка», мне – красная. Как же я радовался! Чувствовал себя самым счастливым на свете! Думал – жизнь удалась! Более дорогие автомобили, на которых ездил потом, такого восторга не вызывали.

Наша «Заря» давно разлетелась. Но дружбу мы сохранили. Пронесли через годы и расстояния, с теплотой вспоминая то время. Трогательное, светлое, искреннее.

А Васютин по-прежнему в Ленинск-Кузнецком. Тренирует в училище олимпийского резерва. Фанатично влюблен в футбол и свою работу. Подготовил для сборной России еще одного игрока – Александра Головина. Зная Сергея Николаевича, уверен – не предел.

Переезд в Ленинск-Кузнецкий оказался для меня судьбоносным не только с точки зрения футбольной карьеры. Там я встретил Ларису.

До этого отношения с противоположным полом складывались сложно. Девочку впервые поцеловал в 12 лет, когда на дне рождения друга играли в «бутылочку». Это была Кристина, моя одноклассница. Прибежал восторженный домой, рассказал брату. Тот взглянул снисходительно: «Я каждый день по пятнадцать раз целуюсь! В губы!» Ему было 18. Наверное, не врал.

Симпатия к Кристине не переросла в нечто большее. Да и вряд ли ее мог заинтересовать такой сосед по парте, как я, – мелкий, стеснительный, зловонный.

Первая любовь накрыла в 16. Инне было 14. Мы жили в одном районе, но учились в разных школах. Я приглашал ее на свидания, провожал до подъезда, держал за руку. Поцеловать не осмеливался.

От нахлынувших переживаний начал вести дневник, посвятил Инне два стихотворения. Прочитал на свидании с замиранием сердца. Равнодушная реакция потрясла. Я пришел домой – и вырвал эти странички из дневника. Больше стихов никогда не писал. А из тех не помню ни строчки.

Тогда же первый и последний раз попробовал закурить. Дожидаясь Инну на школьном крыльце, стрельнул у старшеклассника сигарету. Хотелось казаться взрослее. Со второй затяжки стало драть горло, закашлялся. Подумал: «Какая гадость!» Я и сегодня не выношу, когда рядом курят.

Роман продлился недолго. Инна предпочла мне Васю, хоккеиста «Мотора». Но замуж после школы вышла за другого, родила сына, которого зовут Леша. Слабое утешение.

А дневник через пару месяцев я забросил. Наскучило. Хотя описывал все. Тренировки, непростые отношения с отцом, собственные комплексы. Ну и, конечно, чувства к Инне. Делился сокровенным. Когда играл в Ленинск-Кузнецком, родители, перебирая дома вещи, наткнулись на дневник. Полистали, ужаснулись. Выкинули.

Потом спросил маму:

– Зачем?

Она нахмурилась:

– Алеша, мы с отцом от твоих записей обалдели!

Я почувствовал, как тяготит маму эта тема. Наверное, ей казалось, с сыном что-то странное происходит.

После расставания с Инной случались влюбленности, но к женитьбе не был близок ни разу. Знакомство с Ларисой все перевернуло.

Я увидел ее 2 декабря 1994 года за кулисами ДК имени Ярославского. В майке «Зари» под третьим номером, трусах, гетрах. Шепнул Топорову:

– Серега, на банкете с № 3 играю персонально!

Лариса готовилась к выходу на сцену, внимания на меня не обратила. А я уплетал «корзиночку», купленную в холле. И замер, перехватило дыхание. Доел пирожное, прошел в зал. С той секунды все мои мысли были об этой девушке.