Литагент АСТ - Мой путь. Я на валенках поеду в 35-й год

Атомная проблема была сугубо засекречена, но литературы было довольно много. Еще в 1945 году Николай Рамбиди – тот самый первый друг – дал мне отчет Г. Д. Смита по Манхэттенскому проекту в США. Я помню прекрасную книгу Г. Бете «Введение в физику ядра», учебник В. Смайта «Введение в атомную физику», в котором я нашел понятное изложение основ квантовой физики и теории относительности. В 1948 году я прочел сборник по квантовой электродинамике со статьей о Лэмбовском сдвиге и превосходную статью Виктора Вайскопфа, объясняющую поляризацию вакуума. Не думал тогда, что впоследствии мы станем большими друзьями, и как жаль, что его давно уже нет. В печати появилось описание испытания ядерного оружия в Америке. Можно было выбирать поле деятельности.

С Веледниковом связано еще одно воспоминание и еще одна пожизненная связь – с семьей Скрябиных. Бродя с Женькой по России – он с мольбертом, а я с книжкой, мы решили посетить монастырь в Звенигороде. Учительница, у которой он брал уроки французского языка, знала семью академика К. Скрябина и написала нам рекомендательное письмо. Женька, человек авантюрного склада, без особого труда (он ведь был художником!) и угрызений совести исправил в письме время нашего пребывания в гостях: вместо «на пару часов» написал «на пару дней». Мы с Женькой пришли в Звенигород босиком и основное время проводили в развалинах разрушенного монастыря. В результате небольшой хитрости мы прожили два дня в академической семье. Особого восторга это у хозяев не вызвало, но как люди интеллигентные, они вида не показывали. Познакомился я с Георгием, сыном академика. У него были свои проблемы – на дипломной практике он непреднамеренно уморил корову, и отец, как мог, включая свои связи, сглаживал последствия. В дальнейшем я работал с Георгием в Президиуме Академии наук как с академиком-секретарем, а сейчас – с академиком в третьем поколении, его сыном Константином в Курчатовском институте и в моем отделении РАН, где он возглавляет работы по расшифровке генома человека и персональной медицине.

Бабушка Женя связала нашу семью с театром. В юности она имела свой собственный гастрольный театр, в котором играли известные артисты, в том числе А. И. Южин. Ее партнеры были настолько талантливы, что однажды, играя невесту, на лице которой должны быть написаны все добродетели, кроме умения мыслить, она не смогла удержаться от смеха и прыснула в самый неподходящий момент. Какой афронт! В конце концов театр прогорел, но она познакомилась с кругом театралов и вышла замуж за Всеволода Григорьевича Евреинова. Сам он был инженером-путейцем, но его брат Николай Николаевич Евреинов – одним из самых знаменитых культурных и театральных деятелей Серебряного века. Он тоже попал в ленинский «список внешних врагов» и в 1925 году оказался во Франции. Кстати, в семье Евреиновых до революции в качестве гувернантки жила бабушка Алилуевых, о которой так тепло вспоминает Светлана Алилуева в письмах к другу. Евреиновы звали ее с собой в Париж, но она выбрала сталинскую семью.

Связи помогли бабушке Жене направить по театральному пути моего дядю (брата отца) Евгения Павловича Велихова. Велиховская семья не очень одобряла этот выбор. Его мать, баба Вера, говорила: «Один сын у меня инженер, а другой – так, актер». Но дядя Женя стал известным актером Малого театра, создал такие значительные образы, как полковник Пикеринг в «Пигмалионе», лорд Болингброк в «Стакане воды» (этот образ многое подсказал мне в тактике общения с начальством).

Дядюшка был женат на очень милой женщине – Тане Карнович, у них родился сын, но вскоре умер. У дяди начался роман с Е. Н. Гоголевой, и они разошлись с Таней. Таня осталась нашим другом и взяла опеку надо мною. Водила почти на все спектакли Малого театра, потом с ее помощью и помощью другой дружественной семьи – Коршей (Театр Корша) меня устроили в детскую группу при Московском театре юного зрителя. Кроме того, другая моя тетя (племянница бабы Жени) устроила меня в детский театр при МГУ, где я получил роль в спектакле «Золушка». Играл глашатого в чулках и шляпе, которые одолжил у тети Веры. До сих пор помню слова роли: «Жители сказочного королевства, а, жители сказочного королевства!» Спектакль имел успех, и мы выступали даже на гастролях. У бабы Жени были несколько другие виды на мои отношения с Таней, но, как я уже объяснял, из-за некоторых «дефектов» моей психики ничего из этого не вышло.

Увлечение театром сопровождалось другой семейной традицией – постановкой шарад. До революции в интеллигентских семьях ставили домашние спектакли. После революции никто этого позволить себе не мог, но тяга к театрализации жизни, «инстинкт преображения, инстинкт противопоставления образам, принимаемым извне, образов, произвольно творимых человеком, инстинкт трансформации видимостей природы» (Н. Н. Евреинов) существовал и находил выход, в том числе и в шарадах. Из подсобного материала создавали декорации, из бабушкиного гардероба – костюмы, а участники вкладывали в спектакли свои таланты режиссеров, постановщиков и актеров. Впоследствии мне этот опыт пригодился при постановке политических, научных и прочих спектаклей. Когда вы занимаетесь наукой, организацией конференций и прочих мероприятий – вся эта деятельность очень похожа на театр.

Женя Велихов – учащийся школы № 588 г. Москвы (1950 г.)

Это мой класс, 588-я школа. Я тут стою сзади, рядом со мной Димка Вайнцвайг, мы с ним только и живы изо всей компании

Обучение в 49-й начальной школе закончилось, и надо было выбирать новую школу. Предлагали устроить меня в элитную 110-ю, но я выбрал 588-ю, где работал выдающийся учитель физики Лев Дмитриевич Дмитриев. Физику он не очень хорошо знал, так как у него не было высшего образования, зато имел опыт лаборанта в научном институте. Лев Дмитриевич организовал в школе великолепный физический кабинет, мастерскую с рядом станков, в том числе токарным, и радиомастерскую. Я сразу же вместе с Димой Вайнцвайгом попал в кружок и стал там буквально жить. Это была замечательная экспериментальная школа! В кружке занимались и ребята-энтузиасты из старших классов. Перечислю только некоторые самодельные приборы, которые помню. Из глобуса соорудили генератор Ван де Граафа. Он давал вполне приличную искру, много больше, чем стандартная электрофорная машина, которая тоже была. Из трех презервативов и плекса соорудили действующую модель глаза. Тепловизора не было, но болометр отмечал каждого входящего и выдавал сигнал на очень чувствительный зеркальный гальванометр (это было царство Димки!). В кабинете находилась катушка Румкорфа, и от нее питался вибратор Герца. Однажды все это чуть не закончилось печально. Я сидел на верхушке лестницы и налаживал вибратор. Один провод свисал вниз. Пришел инспектор районо – лысый старичок – и остановился точно под проводом. От высокого напряжения, высокой частоты прямо в плешь ему влепилась искра. Хорошо, что ничего с ним не случилось и нам удалось избежать неприятностей.