Белль Бойд - На войне и в плену

Неужели офицеры, командовавшие этими войсками, действительно, пренебрегая своей репутацией, позволяли своим солдатам оскорблять и унижать эту даму? – спросит наш читатель. Да! Более того, они и сами принимали в этом безобразном действе самое активное участие, и при этом тоже, не имея ни малейшего представления о том, кто она, и за что она сидит. Им было вполне достаточно того, что она арестована и беззащитна, потому они и оскорбляли ее в таких выражениях, которые никогда не осмелились бы применять к любой свободной женщине, идущей по улице. И эти люди воевали в армии Союза! Они же только что расстались со своими матерями, женами и сестрами. Можно подумать, что, поступая так, они намеренно старались унизить ее и как прекрасную женщину, и как человека.

Во время основного обмена военнопленными, который происходил в сентябре, Белль Бойд была отправлена в Ричмонд. Как только в «Старом Капитолии» стало известно, что она уезжает, абсолютно все – и федералы и конфедераты, узники штата и офицеры «Старого Капитолия», другие военнопленные – каждый чувствовал, что ему предстоит расстаться с тем, к кому он испытывал сильное чувство личного уважения. Для многих это было больше, чем просто уважение.

Каждый обитатель «Старого Капитолия» старался сохранить хоть что-нибудь на память о Белль, и практически не было никого, кто бы не оказал ей какого-либо знака уважения или почтения, не получив взамен ответного проявления дружеских чувств. Каждый радовался тому, что ей предстоит покинуть это омерзительное место, и она навсегда освободится от издевательств и оскорблений – и по этой самой причине всех истинных джентльменов, видевших, как она уезжает домой переполняли бурные эмоции».

Так тепло вспоминает Белль Бойд уважаемый человек и редактор «Iowa Herald», одна из жертв «колокольчика» Сьюарда, которому «облеченная в Минутное величье» вашингтонская «Власть» не дала никакого объяснения, за что он был арестован и освобожден. Но разве не был мистер Махони «виновен» в том, что он был кандидатом в Конгресс от Демократической партии?

Значительно более поэтическое описание «Ла Белль-Ребелль» предоставил нам автор «Гая Ливингстона» в его «Границе и Бастилии», написанной им во время «наслаждения прелестями тирании федералов» в том же самом «Старом Капитолии»:

«В зарешеченном окне второго этажа, я увидел ее – невысокую даму в прекрасном платье из светло-розового муслина, ниспадающие пряди темных волос подчеркивали бледность ее лица. Глаза, созданные, чтобы искриться и смеяться, сейчас были печальны, голова опущена – и это говорило о том, что ее мучает нечто большее, чем простая усталость.

Действительно, прекрасная картина, хотя и в таком грубом обрамлении, что на первый взгляд кажется, что это призрак прекрасной колдуньи из поэмы о Кристабель.

Незачем было спрашивать, в чем ее преступление – за помощь и поддержку Юга – вам становилось это ясно еще до того, как вы замечали, что на своем платье эта дама бесстрашно носит символ Конфедерации – жемчужную брошь в виде Одинокой Звезды. Не буду отрицать, что моя унылая прогулка отныне стала казаться менее печальной; но, хотя общность страданий значительно сокращает дистанцию между людьми, прошло несколько дней, прежде чем я обменялся знаками с прекрасной пленницей, машинально приподняв шляпу, подойдя к ней ближе, а затем, удалившись, что было надлежащим образом оценено сверху.

Однажды вечером случилось так, что я прогуливался почти под самым окном. Тихое нарочитое покашливание заставило меня взглянуть вверх. Я заметил блеск золотого браслета, взмах белой ручки, и к моим ногам упал душистый розовый бутон, угнездившийся среди свежих зеленых листьев.

Я поблагодарил жестом и несколькими торопливыми словами. Нет сомнения, что прекрасная узница наверняка была уверена, что ее роза была намного ценнее розы прекрасной Джейн Бофор, которая тоже сначала была символом любви к королю, а потом стала лишь изящным подарком бедному незнакомцу.

Полагаю, что большинство мужчин, чье прошлое не было совершенно лишено увлечений, достаточно сентиментальны, чтобы хранить увядшие цветы, пока память не изживет себя. И я не буду притворяться, что я в чем-то не таков, как другие. В свое время были и другие душистые посланцы; но если я когда-нибудь вернусь домой, на свою родину, я сделаю так, что это будет первый и единственный бутон, который будет занимать в моем реликварии наипочетнейшее место до тех пор, пока один из нас не рассыплется в прах».

Этим пояснительным предисловием я хочу лишь воздать должное «Ла Белль-Ребелль» и представить ее любезному читателю – не как писательницу (в этом отношении, к ней нет претензий), ни как хорошего солдата, ни даже как освобожденную птичку из клетки «Старого Капитолия», а просто как женщину – добросердечную, импульсивную, героическую женщину Юга, которая, обезумев от обид и жестокостей, причиненных ее народу и переполняемая любовью к нему, родившему ее, отбросила все свои обычные дела и, рискуя жизнью, бросилась в бой, внеся в дело борьбы своей страны за свободу и независимость больше, чем может внести обычная женщина.

Подобно сверкающему плюмажу на шлеме Наварры, вид развевающегося символа Конфедерации в женской ручке всегда вселял в сердца солдат «необычайное мужество и жажду славных подвигов», и на сотнях полях сражений южан в этом гордом знамени, освященном молитвами и поцелуями, окропленном слезами и кровью, умирающие герои видели сияющий символ их победы. И, хотя в тот момент вещая Надежда – последнее утешение несчастных – уже скрылась во мраке и тумане, они все еще ждут, что снова появится этот предвестник свободы и независимости Юга:

После убийства президента Соединенных Штатов южанам стало намного хуже жить, чем раньше. Не то, чтобы мистер Линкольн был их другом, напротив, для каждого южанина и южанки, и каждого ребенка, родившегося на Юге в течение последних четырех лет, он был воплощением зла на земле. Однако после ухода Верховного Главнокомандующего, с которым они сражались, верховная власть перешла к другому – гораздо более мстительному и безжалостному человеку.

Авраам Линкольн, со всеми его недостатками и фанатизмом, невыносимым характером и вульгарными манерами, все таки, имел и светлую сторону своей натуры, и есть все основания полагать, что, возглавляемый своим кумиром Союз впоследствии восстановил бы свое единство, а он бы принял снисходительную, гуманного политику по отношению к храброму и побежденному Югу, полагая, как и великий поэт, что: