Мария Кротова - Бавыкинский дневник. Воспоминания двадцатого века

Сегодня хотела съездить в город – там бабы купили ватные одеяла, а моё старое уже совсем дорвалось. Но автобуса и попутки не было, наш магазин был закрыт, и я налегке вернулась домой. Правда, прогулка была отличная. Жаль, что не взяла Бимку.

Сегодня реставрировала Гане рубашку, спекла яблочный рулет (один из них отнесу Кате Самошиной) и хотела сделать безе, даже сделала, но они почему-то не вышли и даже не пожелали отлепляться от бумаги. Придётся есть с бумагой, как советовал Саня, а потом выплёвывать лишнее.

Интересно, приедет ли завтра Лёня? Судя по тому, что прогноз сообщил на завтра метель и сильный ветер, должен приехать. Лёне всегда не везёт с погодой.

До сегодняшнего дня не имела возможности писать. За это время были письма от Вити и Анюты. Лёня приехал в субботу 22 января еле живой, уехал в понедельник с головной болью, но выспался, поел вкусненького, поиграл с Ганей в домино. После его отъезда я ходила в Тимашёво за хлебом, купила и рыбы для Бима. В два дня перестирала всё белое бельё, крупные вещи погладила. Починила рубашку Гане и пр.

В Москву поехала 27-го, вернулась вчера. Дея лежала – опять упала и повредила колено. Помогла ей наготовить еды для дня рождения. 30-го к Дее приходил Лёня с Наташей и Машенькой, которая ещё не ходит, говорит очень мало. Вечером была дома, на Потылихе. Спекла пироги – с мясом и вареньем. После работы приехал Витя, попили чаю и пообщались. Обратно ехала хорошо, но в электричке не топили, ноги у меня замёрзли. Без меня Володя привёз 10 рулонов рубероида! Отличный запас. Только бы Ганя его не растранжирил.

Сейчас пишу на кухне, где у меня варится на обед картошка. Ганя в комнате слушает радио («Горячий снег» Бондарева). С ночи идёт снег. Когда кончится снегопад, пойду раскапывать лестницу и дорожки. Хоть воздухом подышу. От Москвы отдыхаю. Вчера, как приехала, поела и два часа спала как убитая, пока пришла в чувство.

Ещё один день моей «ссылки» – разумеется, добровольной, но тем не менее так. Впрочем, об этом лучше не думать, а то получается, что я хочу поплакать в жилетку (не в первый и, наверное, не в последний раз).

Днём дождалась, пока снег перестал идти, почистила дорожку и лестницу. Не успела вернуться домой, опять пошёл снег! Вот досада.

Вечером была Таня Панфилова, пили чай и играли в 505. Я не сумела проиграть, Ганя огорчился. Читала ему «Маленького принца» и сама получила удовольствие. Но по-французски – лучше. Это я помню, хотя читала давно, ещё во время работы в школе.

Кое-что о методике. Терпеть не могла давать ребятам сочинения по литературе, где план заранее составлялся вместе с классом (то есть я подсказывала этот план в нужном направлении). К сожалению, эти сочинения мы обязаны были проводить в порядке подготовки к старшим классам. «Онегин и Печорин», «Фамусовское общество», «За что я люблю Татьяну», «Два помещика» (о Троекурове и Дубровском – сравнительная характеристика).

На последнюю из этих тем я писала курсовую работу, когда училась «по второму заходу» в Заочном пединституте. К этому времени я уже более или менее научилась сама писать сочинения. И вот в этой курсовой работе я доказала, что оба пушкинских помещика не противоположны по характерам, а совершенно одинаковы, только один богат, а другой – беден. Мало того, и молодой Дубровский-сын ведёт себя по-помещичьи и такой же самодур, только молод ещё.

Я глубоко убеждена, что в 7—8 классах дети не могут писать сочинений про Машу и Гринёва или про Бэлу и Печорина по той простой причине, что любовные переживания, вопросы «верности мужу», «измены», «чистоты женщины» им ещё недоступны. Я предпочитала давать такие темы (они большинству учащихся нравились): «Рассказ Маши Мироновой своей взрослой дочери о том, как она вышла замуж за Гринёва» или «Рассказ Савельича внукам о Пугачёве». Даже слабые ученики с интересом писали такие работы, и у них получалось сохранять стиль.

Кстати: по радио я слушаю передачи по литературе под названием «Почтовый дилижанс». Они мне очень нравятся. В этих передачах автор переносит современного ученика на место действия, скажем, «Грозы» Островского или того же «Горя от ума» и беседует с героями, весьма удачно сохраняя стиль произведения, даже стихотворную форму первоисточника. Очень доходчиво он разрешает спорные вопросы, возникающие у учащихся или подсказанные в самой передаче, например: не был ли Скалозуб прообразом декабриста? Любил ли Печорин княжну Мери? Почему Добролюбов назвал Катерину «светлым лучом»? – и т. п. Если бы я была талантлива и эрудирована так же, как авторы «Почтового дилижанса», я бы на уроках могла беседовать с учениками подобным образом. Увы.

Передачу эту мало кто слушает: её передают в учебное время (утром), а повторяют по третьей программе, которую слушают немногие (у большинства – только обычная трансляция).

Многие сочинения я давала в порядке развития речи по русскому языку – в основном на дом. Когда даёшь сочинение на дом, есть, конечно, опасность, что «помогут» родители. Но умные родители не помогают ученикам (не заменяют их), а неумные… всегда заметна их помощь «по умам». Мои любимые темы такие: «У нас гости», «Мы в гостях», «Мой любимый уголок дома», «Мой любимый уголок в Москве», «Самый весёлый день летом».

Кроме сочинений, мне нравилось вообще проводить нестандартные работы по русскому языку. Были удачные и неудачные. К числу неудачных отношу такую: наклеить на двойной тетрадный лист открытку (копию картины из «Третьяковки») и дать подпись на полстранички, употребляя как можно больше причастий (когда проходилась эта тема). Неудачно было то, что причастия не свойственны живой детской речи, подписи получились вымученными, напыщенными, словом – «слишком много «щей» и «вшей», как было сказано современником-критиком о поэзии Некрасова. Удачнее был открытый урок по деепричастиям (на нём присутствовали директора двадцати школ района). Мы коллективно составили описание картины «Охотники на привале» с деепричастиями.

Неудачным было сочинение «В детском саду», в котором надо было употреблять слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Когда я читала эти «стульчики», «платьица», «куколки» и «карандашики», меня прямо тошнило от приторности.

Мне (и детям) понравился урок, на котором я учила их писать адрес. Они должны были, после объяснения на уроке, принести конверты со своим адресом и отдать мне. А я потом в этих конвертах прислала им к Новому году поздравительные открытки. Вообще-то я эти открытки вкладывала им в дневники (к 7 ноября, Новому году, 1 Мая), каждому писала что-нибудь особенное, а к 8 Марта они мне дарили открытки, и я с удовлетворением отмечала в них знакомые обороты, которым я их и учила: сердечно поздравляю, от всей души желаю и т. п.