Петр Люкимсон - Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

Разумеется, Бегин назвал требования Тамира наглостью, но еще больше он возмутился тем шантажом, к которому решили прибегнуть Шарон и Вейцман. В "Мецудат Зеэв" вспыхнул скандал, и, поняв, что они погорячились, два самых прославленных генерала израильской армии пошли на попятную.

– На самом деле, – сказал Шарон, когда страсти чуть поутихли, – я не понимаю, почему бы нам не дать Тамиру эти места? Да, его требования велики, но приемлемы. В конце концов, я почти уверен, что мы получим не 35, а 40 мандатов. Если хотите, я согласен занять в общем списке 38-е и даже 40-е место!

– Дело не в этих местах, Арик! – объяснил ему Бегин. – Дело в том, что Тамир идет на откровенный шантаж, а если ты в политике один раз поддашься шантажу, то пиши – пропало: аппетиты шантажиста будут расти. Ты же вместо того, чтобы умерить этот аппетит, почему-то попытался шантажировать нас…

Шарону пришлось снова вернуться за стол переговоров с Тамиром, и на этот раз они сошлись на том, что "Свободный центр" получит 8, 16, 29 и 36 места в общем списке.

11 сентября 1973 года Шмуэль Тамир вместе со своей женой Рут явился в "Мецудат Зеэв", чтобы подписать соглашение об объединении. В последний момент Тамир попытался выкинуть еще один фортель: он потребовал внести в договор пункты, освобождающие его в ряде случаев от соблюдения коалиционной дисциплины и дающие ему право голосовать так, как он хочет, независимо от того, какой позиции придерживается по данному вопросу единый блок правых партий.

– Что ж, – сказал Арик, выслушав это требование Тамира, – в коридоре как раз крутятся два журналиста. – Мне остается только выйти и сказать им, что адвокат Тамир в последний момент сорвал переговоры об объединении правого лагеря, хотя ГАХАЛ до того принял все его условия…

И Шмуэль Тамир, бурча себе что-то под нос, поставил свою подпись под соглашением об объединении.

14 сентября 1973 года израильтяне узнали, что правый лагерь отныне представляет собой не конгломерат из четырех небольших партий, а идет на выборы как единая сила – партия (точнее, блок полтическхи паритй – Авт.) "Ликуд".

Начинающий политический шахматист Ариэль Шарон мог записать на свой счет первую победу. До политического гроссмейстера ему, безусловно, было еще далеко, но вот третий или даже второй разряд им был явно получен.

Став начальником предвыборного штаба "Ликуда" и понимая, что в течение ближайшего месяца ему не раз придется выступать перед народом, а его фотографии то и дело будут мелькать на страницах газет, Арик решил улучшить свои внешние данные и впервые в жизни сел на строгую диету. Давалось ему это с трудом – как признавался сам Ариэль Шарон в последние дни своей активной жизни, в битве с хорошей отбивной или антрекотом он всегда терпел поражение. На счастье Израиля на полях сражений все было совсем иначе…

Стоп, читатель!

Давай немного остановимся и присядем на дорожку, потому что дальше нам предстоит ступить на скользкую тропу, где истинный ход событий перемешивается с домыслами, а порой и вымыслами, где реальность причудливо переплетается с мифами, где символы соперничают с правдой жизни и порой оказываются сильнее ее.

Прежде всего, сама фигура Ариэля Шарона давно уже стала символом победы еврейского народа в Войне Судного Дня. Если у любого еврея при упоминании о Шестидневной войне в памяти мгновенно возникает фотография трех десантников, застывших у Стены Плача, то точно так же Война Судного Дня неразывно ассоциируется у него с фотографией седеющего, располневшего генерала Ариэля Шарона, стоящего с наспех перебинтованной головой на берегу Суэца.

Шарон, сидящий с той же повязкой на голове на башне несущегося вперед танка. Шарон рядом с Моше Даяном. Шарон, лежащий в раздумье возле своего танка. Шарон, сопровождающий Голду Меир в ее поездке на западный берег Суэца. Шарон, Шарон и еще раз Шарон…

И, наверное, это не случайно, хотя было в той, самой страшной и кровавой в истории Израиля войне немало и других генералов, офицеров и солдат, проявивших на поле боя и отчаянную смелость, и удивительное военное мастерство, и недюжинную солдатскую смекалку.

Ариэль Шарон стал символом этой войны и потому, что своей операцией по форсированию Суэцкого канала сломал хребет египетской армии, и, возможно, еще и потому, что раненный, но оставшийся в строю и в конце концов прижавший врага к стенке, Шарон действительно являл собой зеркальное отражение событий тех осенних дней 1973 года.

Сама история Войны Судного Дня тоже окутана туманом из легенд и мифов.

В любом учебнике истории можно прочитать, что к 1973 году арабы усвоили допущенные ими в ходе предыдущей войны с Израилем ошибки и решили не повторять их. Вместе с советскими специалистами генштабы Египта и Сирии тщательно разработали план грядущего, решающего удара по Израилю. Этот план строился на одновременном массированном нападении на крошечное еврейское государство со всех сторон и всеми собранными в кулак силами арабских армий. Для этой войны египтяне и сирийцы получили от СССР самое новейшее оружие – танки, системы ПВО, артиллерию и т. д. Некоторые образцы этой превосходной военной техники в тот момент еще не были взяты на вооружение во всех частях советской армии, не говоря уже о странах Варшавского договора.

Фактор внезапности в этой войне обеспечивался двумя условиями. Во-первых, усиленной дезинформацией в арабской и западной прессе, которая убеждала мир в том, что Сирия, Египет и Иордания взвешивают возможность мирных переговоров с Израилем, а во-вторых, тем, что война должна была начаться в Судный День – один из главных еврейских религиозных праздников, традиции которого и сегодня соблюдает 90 процентов израильтян. Этот день евреи проводят в посте и молитве, и в течение суток Израиль кажется вымершим – на улицах нет ни одной машины, не работает радио и телевидение, в квартирах молчат телефоны. Таким образом, напав на Израиль в Судный День, арабы были уверены, что он не сумеет мобилизовать своих резервистов, а значит, не сможет оказать сколь-нибудь достойного сопротивления.

И совместный советско-египетско-сирийский план, говорится далее в этих учебниках, сработал. Несмотря на то, что действовавшие в арабских странах израильские разведчики установили и передали на родину точную дату и даже время начала войны, премьер-министр Голда Меир предпочла поверить не им, а только что заступившему на должность начальнику военной разведки молодому генералу Эли Зейра, считавшему, что войны не будет. В результате в канун Судного Дня большая часть армии была отпущена по домам, а на границах осталась горстка резервистов, которая и приняла на себя первый, самый мощный удар арабских армий.