Амалия Григорян - Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

За 10 лет во Фролово у нас образовался большой круг знакомых и друзей. У наших соседей, Рогачевых, в доме не было маленьких детей. Они полюбили Леву и Нелю, играли с ними в детские игры, забавлялись с ними. Жизнь во Фролово протекала беззаботно. Весело проводили время. В дни праздников собирались по очереди то у одного, то у другого знакомого. Вечерами выходили в город погулять или шли в сад, в кино. Мы были молоды, и проводили время, как нам хотелось, непринужденно довольствуясь малыми и большими радостями жизни. Только тоска по родным все глубже проникала в душу. Думали взять отпуск и поехать в Армению. Но это желание в то время не удалось осуществить.

1939 год. Наша семья.

Было 22 июня 1941 года. В полдень пришла соседка и взволнованно сказала: «Амалия Аркадьевна, послушайте, что передает радио». По радио передавали, что немцы вероломно напали на нашу Родину, перешли границу и продвигаются вглубь страны. Все только и говорили об этом. Люди были до неузнаваемости расстроены, обеспокоены, предполагая разное течение событий. Улыбки мигом исчезли с их лиц, на смену пришли выражения озабоченности и печали.

Тут же в полдень в железнодорожном саду состоялся митинг. Выступали руководящие работники района. Призыв был один: защищать Родину, нашу священную землю, наши семьи, не жалеть сил во имя этого. В тот же день пришли повестки тем, кто первыми должны были идти на фронт. В их числе были Христофор и его товарищи: Рогачев, Семенихин, Дагадин, Ежов, прокурор Погодин и др. Друзья собрались у нас, наполнили бокалы. «Мы только начали жить, о многом мечтали, только что стала процветать наша земля. Немцы же решили нарушить нашу жизнь, подчинить ее себе. Бомбят, уничтожают наш народ и его творения. Но, товарищи, Гитлер за все это дорого заплатит, недолгим будет его успех. Когда наш народ соберет свои силы, земля наша станет могилой для врага. Так выпьем же за победное возвращение». Все грустные, но решительные осушили бокалы. Анастасия Алексеевна пообещала, что в трудные минуты всегда будет со мной.

Шли дни, я была в раздумье: остаться во Фролово или уехать в Армению. Ехать было нелегко: железная дорога была занята переброской войск и вооружений. Христофор не советовал мне ехать, писал, чтобы я пока что оставалась на месте. Старший брат мужа, Васак, напротив, звал нас к себе. Положение мое было не из легких. Когда началась эта ужасная война, и Христофор ушел на фронт, я была уже беременна. В том же 41-м году 10 августа родился Юра. Я лежала в больнице с грудным ребенком на руках, а дома на попечении соседей и друзей, в первую очередь бабушки Мироновны и Анастасии Алексеевны, оставались дети: 6-летний Лева и 4-летняя Нелли.

В больницу ко мне некому было приходить, в то время как других навещали родственники, приносили передачи, беседовали, делили с ними тревогу и печаль тяжелого времени, и тем самым как-то облегчали их состояние. А я одиноко смотрела на дверь в безнадежном ожидании, с глазами, полными слез. Вспоминала, как при рождении первых детей Христофор каждый день приходил ко мне и приносил передачи, письма, интересовался состоянием моим и ребенка, говорил с врачами. Всего этого теперь не было. К тому же от Христофора не получала писем. Потом только я узнала, что одно письмо лежало на почте: некому было принести. Правда, Анастасия Алексеевна работала начальником почтового отделения железной дороги. Но она настолько была все это время перегружена, что не могла ни навестить меня, ни принести письма.

Обстановка на фронте становилась тревожнее. Радио приносило печальные вести. Несмотря на все усилия, наши войска не могли остановить грозный натиск немцев. Позже, из письма Христофора я узнала, что он в Москве, и пока неизвестно, на какой фронт его пошлют. Находясь в больнице, я думала и о том, каково сейчас положение наших родных. Для Армении не исключалась опасность со стороны турецкой границы. Турки были союзниками немцев и могли в любой момент напасть на Армению. В этом случае нашим пришлось бы пережить более суровые дни, чем в 18—20 годах.

Все это настолько угнетало и изнуряло меня духовно, что от такого напряженного нервного состояния груди мои высохли, и ребенок остался без грудного молока. В больнице пролежала недолго. Вернулась домой. Надо было найти возможность прокормить детей. Договорилась с женщиной, у которой была корова. В первое время она продавала молоко за деньги, а потом отказалась: отдавала молоко тем, кто приносил корове корм. Я была вынуждена пойти в заготзерно (отдел заготовок зерна), упросила выписать 500 кг отрубей и перевезти их хозяйке коровы. В день я брала литр молока. Пол-литра давала двум старшим детям, а остальное новорожденному Юре. Всего я взяла 20 литров. А потом хозяйка коровы окончательно отказалась давать нам молоко. После этого я стала доставать молоко благодаря шитью по заказам.

Настали холодные дни. Кончилось топливо, топить печку было нечем, температура ночью в комнате опускалась до 4—5°, днем поднималась до 9—10°. Как при такой температуре шить, как уберечь детей от холода? К кому только я не обращалась за помощью, увы, все отказывали, удовлетворить просьбу не могли. Должна сказать, что у наших знакомых в городе мужья почти все ушли на фронт. Написала письмо в Сталинград, депутату Верховного Совета Зименкову. Через 3 дня по решению руководства, где ранее мне отказывали, мотивируя отсутствием средств доставки, дрова привезли прямо к нам домой.

В эти дни в город постоянно привозили с фронта раненых. Военкомат поручил женщинам помочь выносить раненых из вагонов, чтобы потом на машинах перевезти их в госпитали. Я тоже приняла участие в этом. Мы несли из дома различные предметы, вещи, ковры, чтобы обставить палаты. Несли подушки, цветы и т. п. А дома шили и штопали солдатское белье. Кроме того, из артелей, которые были перегружены заказами на воинскую одежду, брали выкроенные простыни, наволочки и т.п., дома дошивали и сдавали. Так весь день проходил в постоянно напряженной работе. Письма от Христофора всегда приходили с опозданием. Писал с передовой, а то и из госпиталя. Он обнадеживал меня, интересовался моим состоянием и жизнью детей, уверял, что враг будет разбит, что мы скоро победим. Приходили письма и из Армении. Родственники звали к себе, чтоб хоть кое-как облегчить мое положение. Но чтобы ехать в Армению в военное время, тем более в приграничный город Ленинакан, нужен был пропуск, который можно было получить только по запросу с места. Я написала Васаку, чтобы прислал нам вызов. Он выслал все, что требовалось. Однако ситуация в городе все более ухудшалась, и стало труднее получать разрешение, пропуск на выезд.