Анатолий Бородин - Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус

«Это был только хороший морской офицер и человек безупречной нравственности» ( Денорвиль П. Отрывки из воспоминаний старого моряка // Море. 1906. № 7–8. С. 272).

«Любимец графа Путятина» (Арсеньев Д. С.).

«Лесовский [министр] взял Пещурова [заместителем]. И если когда административный брак представлял собою идеал счастливого брака, так это именно здесь, в сочетании пыла, быстроты и детской откровенности адмирала, – с невозмутимым, вынесенным из продолжительного пребывания в Англии, спокойствием и чисто английскою выдержкою, молодого моряка. Пещуров был тоже моряк из лихих: он так разбил свой клипер в кругосветном плавании, что это поставлялось в образец даже старыми моряками. “Вот как надо разбивать клипера”, – говорили они одобрительно и Пещурова признавали своим. Своим же не могли не признать его и так называемые старыми моряками “чернильницы”, то есть письменная часть, чиновники министерства. Он писал едва ли не лучше их, во всяком случае, последовательнее и логичнее его изложения мне не приходилось встречать в бумагах. И писал он бумаги большею частью всегда сам, не только в бытность директором канцелярии, но и товарищем министра. Цифры Морского ведомства вместо позорных поражений, начали одерживать блистательные победы в департаменте экономии [Государственного совета], где Пещуров разбивал не хуже своего клипера, пасовавшего Заблоцкого-Десятовского.

<���…> Промежуточное управление [министерством] Пещурова было непродолжительно, м. б., потому, что оно соединяло все условия хорошего управления министерством, ровного, спокойного и всесторонне обдуманного. Уступки, лицеприятия были немыслимы при его, можно сказать, математически точном и последовательном образе действий. Кто просил – ничего не значило, но чего и зачем он просил, – только то имело значение. Он, со спокойствием некогда его не покидавшим, – отказывал уже нареченному генералу Алексею Александровичу в разных требованиях, между прочим, в усилении каких-то украшений в гвардейском экипаже, которым этот великий князь командовал.

– В смете не имеется кредита на этот предмет, – процеживал он по своей привычке сквозь зубы и немного в нос.

Бережливая великая княгиня Екатерина Михайловна присылает дворцового чиновника просить казенных флагов, к какому-то высокоторжественному дню.

– Обратитесь к капитану над портом. Он даст, если можно.

Поступки и не особенно отчаянные, однако в глазах людей сведущих, вполне достаточные, чтобы погубить человека.

– Уж сломит себе шею Алексей Алексеевич, – пророчили они. И он ее в самом деле сломил…

Нужен был его английский такт (он и женат был на англичанке), чтобы держать курс между рифами заслуженных и влиятельных адмиралов, от которых он получал когда-то приказания, стоя у них на вахте, и которые должны были теперь являться в его кабинет за приказаниями.

<���…> Сдавши министерство [И. А. Шестакову], он взял подчиненное место главного командира Черноморского флота и уехал в степное захолустье заметаемого зимой метелями, а летом пылью Николаева…

И вот, в стенах министерской квартиры не стало обходительного, невысокого, с тонкими чертами, умного и приветливого лица Пещурова» ( Ковалевский П. М . Власти предержащие // Русская старина. 1909. Т. 137. № 1. С. 84, 85–86, 87.

Ковалевский Павел Михайлович /1823–1907/ – поэт, писатель, литературный критик).

«Высокодаровитый. <���…> Будучи от природы малообщительным и притом не принадлежа по происхождению к высшему обществу, Алексей Алексеевич даже будучи министром, вел дружбу и знакомство преимущественно с бывшими своими товарищами по корпусу и собирал их на свои скромные вечера по средам. На этих вечерах играли по маленькой в обычный тогда ералаш, немного танцевали и после скромной закуски расходились, благодаря гостеприимных хозяев. Супруга министра была родом англичанка (женился на вдове врача, на квартире которой стоял в Англии. – А. Б.) и других языков, кроме своего родного, не знала; поэтому понятно, что и она избегала чопорных знакомых, предпочитая им, одинаково с мужем, моряков, как лиц, говоривших по-английски.

В летние месяцы эти среды прекращались, и, отправив семью в деревню, Пещуров посвящал свой досуг музыке и, как музыкант-самоучка, часами просиживал за роялем, отчасти фантазируя, а отчасти разыгрывая по памяти довольно трудные вещи.

Министром пробыл <���…> недолго – менее двух лет. Невзлюбил его почему-то новый Генерал-адмирал Великий князь Алексей Александрович, и ему была предложена должность главного командира Черноморского флота.

<���…> При последнем нашем свидании за месяц до его смерти в скелете, обтянутом кожею, с трудом можно было признать прежнего красивого, моложавого и всегда молодцеватого адмирала» ( Мамантов Н . При шести министрах (1875–1897) // Вестник Императорского Общества ревнителей истории. Вып. III. СПб., 1916. С. 88, 90).

«Мрачный поселок Дуэ расположен на западном берегу Сахалина у самого моря и имеет совершенно открытый рейд, на котором опасно стоять при западных ветрах». Тогда «в поселке жили ссыльно-каторжные, около 50 челов[ек] и охранявшие их 150 челов[ек] линейных солдат под общим начальством некоего штабс-капитана Николаева из бурбонов. Это было грубое и жестокое создание. Два бежавших каторжанина, вновь пойманные в тайге с отмороженными конечностями, были им посажены в мерзлый подвал; он не хотел даже допустить к ним наших судовых врачей для ампутирования ног, так что в этом случае понадобилось вмешательство нашего адмирала. В Дуэ находятся угольные копи, и каторжники обязаны были ежедневно на урок вывозить в склад известное количество выламываемого угля» ( Де Ливрон А. К. Корвет «Калевала» // Морской сборник. 1909. Т. 353. № 9. С. 60. 5-я пагинация).

О населении Дуэ встречаются и др. данные: в 1863 г. «до 200 арестантов, присланных на каторжную работу, да человек 80 линейных солдат» ( Зеленой К. Из записок о кругосветном плавании (1861–1864 гг.) // Морской сборник. Т. 79. № 8. С. 228).

П. Денорвиль по этому случаю замечает: А. А. Пещуров «лихо управлялся» на «Гайдамаке», и добавляет: «Молодцеватость Пещурова во время шторма в Дуэ, на Сахалине, поэтично очерчена покойным К. М. Станюковичем в его морских рассказах» (Из воспоминаний старого моряка // Море. 1906. № 33–34. С. 1179).

Де Ливрон А. К. Указ. соч. // Морской сборник. 1909. Т. 354. № 9. С. 42–43, 60–61. Более точное, в деталях и хронологически, описание этого случая см.: Летопись крушений и других бедственных случаев военных судов русского флота. СПб., 1874. С. 140–156.

Парусно-винтовой транспорт, был построен в Бостоне (1858) для службы на Амуре и Тихом океане. При водоизмещении в 1380 т., мощностью машины в 300 л. с., имел скорость до 8 узлов под парами и до 11 – под парусами; вооружен 8-ю пушками по бортам и 2-мя орудиями на поворотных станах. Выполнял грузовые перевозки в Татарском проливе и лимане Амура, ходил на Сахалин и в японские порты; высаживал десанты для занятия постов в юго-восточные гавани, обеспечивал посты продовольствием; с его борта велись магнитные и гидрологические наблюдения. Исключен из списка судов Сибирской флотилии после аварии 1892 г.