Ю. Шипицина - О времени и о себе

«Уборщица в школе». Сейчас любой, услышав это, скажет: «Ну и что? Работа как работа». Но не те были времена и не те условия.

Начальная школа №3 – это деревянное двухэтажное здание с печным (!) отоплением, без горячего водоснабжения. (Туалет, правда, был при здании, значит, была холодная вода). Уборщицы (а их было всего две) обязаны были, кроме мытья, протопить все печи. Не помню, сколько их было, но печи были в каждом классе двухэтажного здания. Никаких подсобных рабочих и в помине не было. Дрова пилили, кололи, таскали на второй этаж сами. Привозили эти дрова из леса большими хлыстами, и бедные женщины их пилили, кололи. Но это было полбеды. Дрова всегда были сырые. И они, конечно, не горели. Мы как-то старались маме помочь, но мы с Витей были еще совсем маленькие. А чувство бессилия перед печкой, которая дымит и никак не разгорается, помню.

Я рано стала помогать маме мыть полы в школе, в которой всегда было холодно: печки топились плохо, на 2-ом этаже не стали учиться, его закрыли, печки там не топили, в школе от этого стало еще холоднее. Воду грели в огромных чанах на кухне, но пока с этой теплой водой дойдешь до класса, она остынет, намочишь тряпку вроде бы теплой водой – пол покрывается ледяной коркой, идешь снова за горячей водой.

Мама всегда была на работе, эти чертовы печи ее выматывали совсем. А ведь дома были дети, корова, огород…

Но с нами была бабушка Наталья Павловна, это нас и спасало.

Несколько лет мама поработала в школе, а потом перешла в магазин. И опять же: «Уборщица в магазине. Ну и что?». Но ведь не было и там никаких подсобных рабочих, ей приходилось таскать мешки с продуктами, ящики и топить печи с теми же проблемами. Единственное, что было здесь получше: поменьше площадь, меньше печек. Но зато грязи было хоть отбавляй. Асфальта в поселке не было, грязь за ногами с улицы прямиком попадала в магазин. Мыли пол два раза в день. Это уже говорю со знанием дела. Не помню, были ли у мамы выходные, а то, что не было отпусков, – это точно.

С внучкой Надей, 50-е годы

Единственное, что позволяла заведующая Наталья Борисовна в знак особого к маме расположения – работать мне вместо мамы во время покоса. Это было уже когда я училась в институте. Мама с теткой Анной Филипповной (своей сестрой) и дядей Александром (мужем сестры) уходили на покос, а я работала в магазине за маму. Но это были уже 50-е годы.

А тогда, в войну и первые годы после войны, хлеб и какие-то продукты выдавали по карточкам. (Это не талоны 90-х годов). Чтоб получить паек, продавец от карточки отрезала талончик размером примерно 1 см ×1 см. Таких талончиков на карточке было 30 или 31 в зависимости от количества дней в месяце. Карточки были разного цвета: для кого норма 300 г —например, розовые; у кого норма 500 г – зеленые; норма шахтера была 1 кг 200 г – у них другой цвет. А продавец отчитывался за каждый талончик. Для этого их наклеивали на листы бумаги по цветам. Работа была утомительной и трудоемкой. Продавщицы обычно не успевали справиться, задерживались до ночи на работе. Часто просили маму помочь им. Как-то даже я помогала. Маме доверяли. Я не помню случая, чтобы мама что-нибудь приносила из магазина. Только то, что получала на карточки. А карточки в войну – это все. Лишиться карточек – лишиться жизни.

Но самая тяжелая работа в магазине (в моем представлении) – стирка халатов. Это тоже была обязанность уборщицы. И продавцов в магазине было, по-моему, всего два, и продуктов не так уж много, но халатов было много, и они всегда были очень грязные. Отбеливающих средств не было никаких, о стиральных машинах тогда и не слыхивали. Стирали руками. Вначале мама приносила домой эти халаты и стирала дома, но для этого тратилось много дров, надо было таскать и вытаскивать много воды, поэтому мы с мамой стали ходить в общественную прачечную. В поселке была общественная баня, а при ней прачечная. А что такое прачечная в шахтерском поселке военных, да и послевоенных лет? Это не машины-автоматы – это корыто, стиральная доска и огромная лохань для полоскания белья.

Василиса Филипповна, 50-е годы

Обычно стирающих женщин было несколько, каждая у своего корыта. Пар стоял такой, что лампочку на потолке не было видно, от нее исходил тусклый свет, в котором женщины казались какими-то призраками. Мама стирала, а я полоскала, потом мама складывала эти ненавистные халаты в ведра и несла на коромысле через весь поселок. Я тоже что-то несла. Зимой возили на санках. После того, как они высохнут, я гладила. Ох, как я их ненавидела!

Промтоварный магазин появился в поселке уже в 50-е годы. А в войну какие промтовары? Хотя шахтерам выдавали «мануфактуру» (так это тогда называли), но этим ведал шахтком (профсоюзный комитет на шахте). У моей двоюродной сестры Валентины (дочери Агафьи) отец работал в шахте, так они за годы войны обогатились. Тогда говорили: «Кому война, кому мать родна».

С появлением промтоварного магазина в поселке мама стала работать там. И доработала до самой пенсии. Это было в 1963 г. А до этого несколько лет я ее уговаривала оставить работу, доказывала, что мы с братьями сможем ее содержать. Я уже работала, да и братья тоже. Она никак не соглашалась. Мне казалось, что так я забочусь о ней. Но она была мудрой и понимала, что жизнь переменчива, и заработанная, пусть и небольшая, пенсия – основа жизни. Так и получилось. У меня обстоятельства изменились, Анатолий заболел, Виктор «заколобродил». Сам временами был между небом и землей. А она заработала свою пенсию, на нее и жила, еще и нам помогала. Мама не раз говаривала, что сватья, Марина Константиновна, завидовала ей (не черной завистью, конечно, а по-доброму): «Вот, сватья, у тебя есть свой, пусть и небольшой, кусок хлеба. А я как буду жить?». (У Марины Константиновны не было пенсии, потому что она не работала на производстве. Тогда мало кто из женщин, имеющих мужей, работали).

У мамы к пенсии было какое-то особое отношение. Мы над этим смеялись. Уже в наше время, получив пенсию, она кланялась и произносила: «Спасибо партии и правительству. Не жнем, не сеем, а денежки имеем». А позже говорила так: «Спасибо Горбачеву. Не жнем, не сеем, а денежки имеем». Было смешно. Говорила она с юмором, и в то же время и отношение ее сказывалось.

Всю жизнь она содержала огород и очень долго держала корову. Когда не стало коровы, брала поросят, их выкармливала. Весь огород и в 1991 г., последний год ее жизни, был засажен ее руками. Всю жизнь в трудах, в хлопотах и заботах…