Бетти Роллин - Сначала ты плачешь

Его подавленный вид странным образом взбодрил меня – аномалия, сохранившаяся со времен сценической карьеры. Ничто после бессонной ночи накануне спектакля не действовало на меня так успокаивающе, как вид не вла-девшего собой партнера. Помню, на премьере какой-то пьесы перед самым выходом на сцену я вдруг ощутила в коленях такую дрожь, что казалось – сделай я шаг и тут же рухну. Выйдя на сцену, где мне предстояло обменяться парой реплик с партнером, я при первых же его словах увидела, как у того трясутся не только челюсти и губы, но и, самое удивительное, лоб. Бедный, бедный, подумала я, и словно от глотка живительного источника дрожь исчез-ла. Но бывало и наоборот, и нередко, когда вид уверенного в себе профессионала не оставлял камня на камне от моего психологического настроя. Своего рода эмоциональный переход в состояние от противного. Партнер раскован – ты начинаешь паниковать, и, напротив, его бьет нервная дрожь, а тебе становится легко и даже весело.

Так в сопровождении нерешительно ступающего мужа я перешагнула порог выдержанной в довольно мрачных тонах приемной д-ра Зингермана. Актерский опыт подска-зывал: сегодня у тебя роль жизнерадостной героини. «Ка-кая приятная расцветка, – защебетала я, оглядывая темно-зеленые стены холла. – Вот бы заменить нашу безобразно яблочную на такую». В ответ – ни звука.

Собственно его подавленный вид меня не удивил. Он и раньше всегда болезненно воспринимал любое мое недо-могание. Причина, на мой взгляд, лежала в его прошлом, большую часть которого он провел возле прикованной артритом к постели ныне покойной матери. Отец оставил их, когда Артур и его младший брат были совсем детьми, и ему, как старшему, пришлось ухаживать за страдающей от постоянных болей матерью. Ее непрерывные стоны, как однажды он признался, превратили его ночи в один сплошной кошмар. При малейшей проблеме у меня со здоровьем, – даже легком расстройстве желудка после посещения китайского ресторана – он тут же терял само-обладание. Стоило мне чуть-чуть приболеть, как настро-ение у него портилось, а едва заметное заикание усили-валось, и так продолжалось до тех пор, пока я не прихо-дила в норму. Любое отклонение в моем самочувствии вызывало у него раздражение. Такую реакцию психологи объясняют попыткой выместить на мне подавляемую при жизни матери досаду, накопившуюся за годы ее болезни. Меня же перепады его настроения приводили в бешенство.

Но сейчас он не злился (как и после всего, что произо-шло; во всяком случае – я не замечала); скорее его беспо-коили перспективы нашего с ним общего будущего. Ока-зывается девушка с безупречным здоровьем, – не она ли расписывала, как мать в детстве подкармливала ее рост-ками пшеницы, – на которой он женился, не сегодня-завт-ра превратится как его несчастная старушка-мать в инва-лида!

Но, черт побери, я вовсе не чувствую себя больной. Я в отличной форме, и не в моем характере поддаваться панике.

Нажав кнопку звонка против нужного имени на вход-ной двери, мы вошли, когда та открылась, и, отметившись у регистраторши, расположились на уродливых стульях орехового дерева. Обстановка во многом напоминает при-емную д-ра Эллби, отметила я, и потянулась за журналом. Слава Богу, «Ньюсвик» за этот год! В отличие от приемной д-ра Эллби, в комнате, кроме неподвижно сидевшей жен-щины, никого не было. За те десять минут, что я несколько раз на нее взглянула, она ни разу не пошевелилась; лишь время от времени на ее лице невольно подрагивали веки. Минут через пятнадцать сестра пригласила нас войти.

Во внешности д-ра Зингермана, кроме седых волос, очков, крепкой челюсти и шелкового галстука, в глаза бро-салось бельмо на глазу. В небольшом, несколько мрачно-ватом отделанном кожей кабинете он занял место за сто-лом, а я кресло сбоку. Артуру достался невысокий стул у меня за спиной. Не дожидаясь вопросов, я кратко опи-сала ситуацию: когда впервые обнаружила опухоль, что сказали доктора и все остальное. Пока я говорила, он, не прерывая, слушал; потом задал несколько вопросов для медицинской карты. Возраст? Были ли беременности? Из-вестны ли случаи новообразований у родственников? «До-стоверно знаю, что нет» – как можно убедительней гром-ко ответила я. К концу опроса я почти не сомневалась – экзамен мной сдан на «отлично».

Затем он, как мне показалось, без энтузиазма вытянул из конверта несколько снимков, – мои маммограммы – не вставая с кресла, развернулся к стене, вставил оживляе-мые бликами черные снимки в проектор и щелкнул вык-лючателем. «Да-а-а – протянул он, – Не много же тут разглядишь – и, выключив проектор, поднялся. – Что ж, давайте, посмотрим». Я проследовала за ним в соседнюю комнату. Голова гудела. Появилось ощущение нереально-сти. «Вот вам, пожалуйста, – думала я, взбираясь на стол, – еще одна нелепость». К горлу подступила неуместная, но знакомая тошнота. Несколько раз нечто подобное я испытала при заходе самолета на посадку и, будучи дома одна, при пугающих внезапно доносившихся с улицы звуках. И каждый раз страхи оказывались пус-тыми, так что приходилось признать себя полной психо-паткой.

Я лежала на спине, а д-р Зингерман пальпировал левую грудь. «Руку назад». Опять прощупывание. То же, но с другой стороны. Осмотр как осмотр, разве только в отличие от обследований д-ра Смита и д-ра Эллби, более скрупулезный. «Сядьте прямо!» Снова прощупывание. Отвел руку в одну сторону, в другую, сунул ладони под-мышки, точно собрался приподнять меня, и под конец, предварительно предупредив, сжал сосок. Я знала, иногда при раке из него выделяется жидкость. Ни жидкости, ни боли. «Одевайтесь», – бесстрастно произнес он. Похоже, практикум ты тоже сдала успешно, решила я, вслушиваясь в его голос.

Вернувшись в кабинет, торопливо опустилась в кресло и застыла в ожидании приговора. Артур в прежней позе курил одну сигарету за другой.

Не помню, с чего именно начал д-р Зингерман, но едва до меня стал доходить смысл его слов, как голова закру-жилась и глаза наполнились слезами.

– … несомненно, там что-то есть, … некое новообра-зование… очень вероятно, злокачественное.… Разные виды мастэктомии, …возможно, вы знаете… некоторые женщины предпочитают разделить процедуру…, узнать результаты исследования.… В моей практике… впрочем, разумеется, решать вам.

Он замолчал. Ждет моего решения, поняла я. Вы-глядело так, будто мне самой предстояло выбрать – позволить отрезать одну грудь или что-то к ней в придачу.

Медленно повернувшись в кресле, я взглянула на Ар-тура. Глаза его смотрели куда-то вниз. Позднее он приз-нался, что был не в силах поднять их. Стараясь не нарушать приличий, я снова развернулась лицом к доктору и услы-шала свой голос: «Вы хотите сказать, что обнаружили у меня рак? – До этого момента слово „рак“ не прозвучало ни разу. Очень-очень скоро мне предстояло узнать, что сами врачи никогда его не используют. – Насколько я по-нимаю, полной уверенности у вас нет. Какова же на ваш взгляд вероятность…»