Илларион Толконюк - Раны заживают медленно. Записки штабного офицера

Как-то после моего возвращения из академии начальник артиллерии округа генерал-майор артиллерии И.П. Камера спросил, почему я не возвращаюсь в артиллерию: ведь он в свое время согласился отпустить меня в оперативный отдел штаба округа только до окончания академии. Во мне вспыхнула надежда вернуться к артиллерийской профессии, к чему я стремился. Я ответил генералу, что это зависит не от меня, и просил его посодействовать. Одновременно я обратился к своему начальнику по этому вопросу. В переводе в артиллерию мне отказали по тем мотивам, что я окончил общевойсковую академию. Пришлось продолжать службу в общевойсковом штабе, не оставляя надежду вернуться к любимому делу при удобном случае.

Время от времени мне удавалось знакомиться с получаемыми округом информационными бюллетенями Генерального штаба. В них содержалась информация по военным действиям в Европе и о положении в германской армии. Особенно подробно излагались сведения по немецко-фашистским войскам, прибывающим к нашим западным границам в бюллетенях Главного разведывательного управления Генерального штаба. Мы с большим интересом читали эти информации и живо их обсуждали. В них, в частности, сообщалось, какие армейские корпуса и дивизии немцев и в каких районах вблизи наших границ сосредоточены, их состав, организационная структура, вооружение, наименование, фамилии и краткие характеристики руководящего командного состава. Было совершенно ясно, хотя об этом прямо и не говорилось, что эти войска, захватившие почти всю Западную Европу, предназначались для нападения на нашу страну и выводились на намеченные направления, занимая исходные районы. Мы, в своем далеком от возможных районов военных действий внутреннем округе, не знали, какие контрмеры принимаются высшим командованием и приграничными округами, но были уверены, что все необходимое делается. Отправка на Украину 19-й армии с Северного Кавказа наглядно свидетельствовала о том, что мы не сидим сложа руки. К тому же до нас доходили отрывочные сведения, что и другие внутренние округа, вплоть до Урала и Сибири, отмобилизовывали и отправляли целые армии к западным границам – в Белоруссию и на Украину. Поэтому опровержениям в нашей печати слухов о готовящемся нападении Германии на Советский Союз мало кто из нас верил. И все же эти официальные опровержения вносили определенное успокоение.

Время совершало свой неумолимый ход. Планомерная отправка 19-й армии на Украину близилась к концу. Склады вооружения, боеприпасов, продовольствия и обмундирования опустели, но военные городки и учебные лагеря – Абинские, Персияновские, Саратовские (они назывались по ближайшим станицам) – не пустовали. В них собирались люди, облачались в военную форму, распределялись по командам, подразделениям, частям и учреждениям и проходили обучение.

Предвоенная обстановка нарастала, ее скрыть было невозможно. Но войны пока не было, и работа в штабе округа стала принимать более плановый характер. Кое-кому удавалось, хотя бы частично, пользоваться выходными днями, особенно второстепенным офицерам и вольнонаемным служащим. Среди гражданского населения никакой тревоги не ощущалось, люди мирно трудились, шли в очередные отпуска, ехали в гости. Черноморское побережье было запружено отдыхающими, курорты не пустовали. Но вопросы, будет ли война, ставились все чаще и настойчивее. Из Магнитогорска приехала навестить меня мать с маленьким братом. В первый день войны с большим трудом удалось посадить ее в вагон и отправить домой. Это было днем позже.

В субботу, 21 июня 1941 года, – последний день мира – я пришел с работы, как всегда, поздно и сразу лег спать.

В воскресенье, 22 июня, было разрешено отдыхать и на службу не приходить.

Воспользоваться разрешенным выходным днем в воскресенье, 22 июня, не пришлось. Часов в восемь утра, когда я уже был на ногах и в ожидании завтрака рылся в «Библиотеке командира», выбирая, что бы почитать из истории военного искусства, за входной дверью раздался звонок. Запыхавшийся красноармеец, неловко поправляя сползающую с плеча винтовку, сообщил, что меня вызывают в штаб. Выяснять у связного причину вызова смысла не было: он или не знал, или если что-либо и знал, то все равно не сказал бы. Инструкция запрещала посыльным тратить время на рассуждения. Чтобы ориентироваться, объявлена ли боевая тревога, или я просто понадобился в штабе, я осведомился у связного, кого, кроме меня, он уже оповестил и кто еще не оповещен. Он молча протянул мне список офицеров штаба, которых ему поручено оповестить. В списке значилось 10 офицеров, проживающих в том же, что и я, доме и поблизости. Зная установленный порядок, нетрудно было догадаться, что штабу объявлена боевая тревога, но почему-то не сигналом, а простым оповещением.

В полевой форме, при походном снаряжении и с чемоданом, укомплектованным положенными предметами, я прибыл в штаб. Многие явились раньше и получали пистолеты и противогазы. Однако суеты, какая бывает при сборе по тревоге, не наблюдалось. Было видно, что общая боевая тревога штабу не объявлялась, сбор офицеров проводился распорядительным порядком. Оперативный дежурный, отмечая по списку прибывающих, сообщал, что генерал-лейтенант М.А. Рейтер собирает на совещание, но время будет объявлено дополнительно.

Прошло несколько минут томительного ожидания, и нас пригласили к майору Успенскому, временно исполнявшему обязанности начальника оперативного отдела. Когда все собрались, Успенский приказал ждать, а сам пошел доложить генералу Рейтеру. Вскоре он возвратился и сообщил, что командующий занят и поручил ему, Успенскому, ориентировать нас в обстановке. Информация оказалась краткой и невнятной. Тихим, вкрадчивым голосом, неумело стараясь скрыть волнение, он сообщил, что сегодня на рассвете якобы немецкие самолеты бомбили Севастополь, Одессу, Киев, Минск, Каунас, Мурманск и некоторые другие города.

– Пока точно не установлено, действительно ли это были немецкие самолеты. Возможно, английская провокация, имеющая целью втянуть нас в войну с Германией, – неуверенно проговорил начальник, окинув присутствующих тоскливым взглядом, будто оправдываясь и давая понять, что это не его предположение, а информация сверху. Нам предложено находиться на своих рабочих местах и ждать дальнейших указаний.

Я работал в кабинете один, и говорить было не с кем. Пришлось погрузиться в собственные размышления. Ощущалась обида за майора Успенского, хотя и не вызывало сомнения, что он эту информацию не выдумал. Как могли английские самолеты добраться до наших городов? Ведь англичане должны были, преодолевая недоступное для их самолетов расстояние, пролететь туда и обратно над занятой немецкими войсками территорией. Мы изучали тактико-технические характеристики современных боевых самолетов иностранных армий, простой логический расчет делал эту версию невероятной. Если все же, вопреки здравому рассудку, допустить, что это могло случиться, то для чего такая провокация понадобилась англичанам? Они вот уже более полутора лет ведут «странную войну» с Германией, ничего серьезного не предпринимая. Конечно, им выгодно, чтобы Советский Союз был втянут в войну на их стороне и облегчил тем самым их положение, притянув на себя основную массу германских вооруженных сил. Но способ выбран дикий. Послать свои самолеты в воздушное пространство нашей страны, бомбить наши города и эту диверсию выдать за агрессию немцев?