Салия Кахаватте - Свидание с жизнью вслепую

Долгие годы я страдал от побоев и психологического давления со стороны отца. Он ни разу не приласкал меня. Тем больше было участие матери. В ней так много любви, душевной теплоты, добра. Она – тонкая натура. Она всегда внимательно слушала меня и рассказывала какую-нибудь историю. Мама обожала литературу и была большой поклонницей Гёте и Шиллера. Она и мне привила любовь к книгам. Только благодаря ей я научился видеть в мире прекрасное и ценить красоту.

Мама всячески старалась защитить меня от жестокости отца. Но и она наталкивалась на его ненависть и оскорбления. Под его гнетом тонко чувствующая женщина превратилась в отчаявшуюся и потерянную. Только маленькой Сите не доставалось от отца. Она была его любимой принцессой.

Ни родственники, ни друзья не осмеливались критиковать «Его Высочество Кахаватте». Во-первых, они чтили его как главу семейства с непререкаемым авторитетом. Во-вторых, вероятно, испытывали страх перед ним. И в‐третьих, восхищались им. Даже я, несмотря на всю свою неприязнь, подобострастно заглядывал ему в лицо. Отец быстро выучил немецкий язык, увлекался физикой и даже защитил докторскую. Настоящий супермозг. Работа учителем не удовлетворяла его, поэтому он постоянно что-то предпринимал, правда, всегда умалчивалось, какими конкретно делами он занимался. Во всяком случае, в доме всегда водились деньги. Семь лет спустя после нашего бегства на Запад, в 1980 году, отец купил дом в новом районе. Это был красивый двухэтажный дом с садом.

Да, мое детство было насыщенным и ярким. Но и наполненным глубокой горечью.

Отец умел очаровывать людей. Он мог быть обворожительным, когда хотел этого. Ему нравилось производить впечатление на публику, особенно на праздниках. Звуки его голоса пленяли, когда он пел, он превосходно танцевал и был бесподобным собеседником.

В нашем семействе постоянно что-нибудь праздновали. День рождения, золотая, серебряная, деревянная свадьба, буддийский праздник, получение диплома, ликвидация предприятия – всегда находился повод для вечеринки. А если не находился, мы его придумывали: праздник в честь жизни, в честь дружбы, в честь семьи, по случаю каникул… Членов клана Кахаватте разбросало по всей земле. Многие мужчины, как мой отец, уехали за границу учиться, оставшиеся тоже покинули родину из-за разгоревшейся в начале восьмидесятых гражданской войны. Но это не было поводом, чтобы не собираться регулярно. У всех было пристрастие к путешествиям. У моих родителей с их профессией было предостаточно свободного времени, чтобы колесить по миру. Летние каникулы мы проводили на Шри-Ланке, в другой раз летели в Лондон, Афины, Париж, Барселону, Рим или Копенгаген. В Вашингтон, Москву, Абу-Даби… Повсюду находились родственники или друзья семьи. Пока мои глаза могли видеть, я многое в мире повидал. И за это большое спасибо моим родителям.

В путешествиях мы останавливались в домах наших родственников или знакомых. Большинство из них преуспели в жизни: многие стали врачами, некоторые – дипломатами, другие работали в таких организациях, как ООН или Всемирный банк, или занимали ответственные посты на предприятиях. В их домах было полно места для гостей. Если случалось останавливаться в гостиницах, это были отели для привилегированных лиц.

В поездках все расходы оплачивал отец, он охотно устраивал обильные обеды в дорогущих ресторанах. Мама отвечала за культурную программу. В Париже она вела нас в Центр Помпиду, Лувр и музей д´Орсе, во Флоренции – в галерею Уффици. Мы были в Ватикане, Миланской опере, Королевском театре Ковент-Гарден в Лондоне. Это было волнующе, мне всегда казалось мало. Хотя, с другой стороны, я был рад после наших культурных вылазок вновь встретиться с дорогими сингалами. Насколько сильно я любил приключения, настолько же сильно был привязан ко всему родному. Сингальские общины во всем мире устроены одинаково: все едят одно и то же, у всех одинаковые фигурки Будды на полках, все разговоры крутятся вокруг одних и тех же тем. Дети удивительным образом всегда ладят друг с другом. Мы строго соблюдали правила хорошего тона: не вмешивались в разговоры взрослых. Не галдели. Удалялись играть в другую комнату только с разрешения родителей. И все в таком духе. При этом мы не были угодливыми, но уважали старших. Во всем был порядок и ясность. Сегодня порой мне этого не хватает.

Самые глубокие и важные переживания детства связаны у меня со Шри-Ланкой, особенно с нашими паломничествами. В общей сложности четыре раза мы отправлялись к самым значимым буддийским святым местам в стране. Нас всегда сопровождал кто-нибудь из клана Кахаватте. Разместившись в нескольких автобусах, мы порядка десяти дней медленно передвигались по ухабистым дорогам в джунглях. Посещали исторические храмы, сады, пещеры, святилища и руины, разглядывали гигантские статуи Будды, в городе Канди заходили в храм, где хранится зуб Будды. В восьмидесятых годах многие из этих мест ЮНЕСКО внесло в список Всемирного культурного наследия.

И мы чувствовали, что происходит нечто особенное. Нечто правильное, хорошее, великое.

Всякий раз, когда мы прибывали к священному месту, бабушка выходила вперед, восклицала: «Саду, саду, саду!», что переводится как «аллилуйя», и все семейство следовало ее примеру. Мы зажигали благовония, подносили Будде цветы лотоса, припадали к земле – все происходило в соответствии с установленным ритуалом. И никто никогда ничего никому не объяснял, даже нам, детям. Мы просто повторяли то, что делала бабушка. Пройти по кругу справа налево, остановиться, сесть, молча медитировать, встать, произнести: «Саду, саду, саду». Пройти по кругу слева направо, встать перед Буддой, прочитать молитву, опустив глаза долу, ни в коем случае не обращая их вверх… И мы чувствовали, что происходит нечто особенное. Нечто правильное, хорошее, великое.

Буддист никогда не болтает о буддизме, он им живет.

Я благодарен бабушке и остальным моим родственникам за то, что они потихоньку, в непринужденной манере, естественным путем взрастили во мне буддизм. Существуют определенные ритуалы, но нет предписаний. Каждый вправе медитировать столько, сколько ему вздумается, и тогда, когда его душа потребует.

Все эти мелочи, из которых складывались наши паломнические поездки, были неким волшебством для нас, детей. У святых мест зачастую полно народу. Там настоящее столпотворение. Часто случалось, что мы, как и другие паломники, спали на матрасах, набитых сеном, прямо под открытым небом. Мужчины приносили из леса хворост, на общем костре готовился рис или маниок. Мы ели с банановых листьев, которые предварительно прогревались над огнем, очищались и укладывались на плетеные тарелки. После трапезы листья с остатками пищи просто выбрасывались в джунглях. Женщины собирали тарелки в большой короб. Нам не приходилось мыть посуду, как это делают в Германии. Никогда в жизни я больше не видел настолько экологичной культуры питания.