Екатерина Нигматулина - Взрослая психология. 11 простых правил жизни

198. Вчера Анжелка мне рассказывала, как ее начальник говорил о том, что бизнес могут организовать и вести только чувствительные люди, те, которые могут пропускать мир через себя и прежде всего чувствовать.

199. Я бы хотела полгода жить не в России. Я никак не могу придумать, как можно зарабатывать деньги так, чтобы это осуществить.

200. Я обязательно поеду к лавандовым полям. Может, в следующем году. Ведь в 2013 году обязательно нужно сделать что-то две тысячи тринадцатое. Я только боюсь, что, если я туда приеду, я не вернусь.

201. Мне нужен иллюстратор для детской книги про французского мальчика. Денег на это нет. Так что работа добровольная, зато про Париж.

202. Удивительно, что вы прочитала все двести два факта про незнакомого вам человека, не правда ли?

Сто один факт обо мне

Сядьте и напишите про себя все, что вы знаете. Минимум это должен быть сто один факт, максимум – столько, сколько придумаете. Вспоминайте про себя все, что приходит в голову. Здесь нет ни правильного, ни неправильного ответа. Каждый человек – уникальный и ни на что не похожий набор всевозможных событий, чувств и воспоминаний. Нарисуйте свою собственную картину.

Моя Бабушка говорила, что нет ни одного человека на земле, у которого не было бы своей личной трагедии. У кого-то она большая, у кого-то очень большая, а у кого-то завтра была война. Свою личную пропасть в сердце я описала в первой книге, я не буду повторяться, оставлю здесь дневниковую запись, а скажу лишь одно: мне кажется, любая трагедия такого масштаба полностью и навсегда переворачивает в твоей жизни все, расставляет совсем другие приоритеты и делает из тебя совсем другого человека. Выбор же, дать ли дементорам выпить все счастье из тебя или нет, все равно остается за тобой. Всегда за тобой.

Из дневников.

Про маму без ребенка и шесть лет забивания колышков

Квартира. Москва. 15 декабря

Я сижу одна на кресле.

Холодно.

За окном 15 декабря 2006 года.

Холодно.

В окне все белое. Внутри тоже все белое. Я сижу одна на кресле и пытаюсь сжаться как можно сильнее, так, чтобы, если повезет, совсем пропасть. Навсегда.

Холодно.

Выключи.

По телевизору одна реклама. В рекламе одни дети. Ненавижу.

Выключи немедленно. Они что, сговорились?

Муж молчит.

Я сижу одна в кресле.

Холодно.

Я больше не умею разговаривать. У меня навсегда забрали способность общаться с этим миром. Отвратительным, несправедливым миром.

Муж поэтому молчит.

И очень холодно.

Кабинет УЗИ. Москва. 1 декабря

«У ребенка нет одной почки. Нет, мы не можем ее найти».

«Ни один параметр не соответствует сроку. Мы вызовем профессора. Не уходите».

Операционная. Кесарево сечение. Москва. 8 декабря

«Я не знаю, что мы сейчас отсюда достанем», – говорит доктор.

Я с моим больным ребенком для нее неудобство.

Я бы отправляла таких врачей мести подъезды.

Там камень, лестницы, им не больно, скажи ты им, хоть что они уроды, им все равно.

Не кричит.

Она темненькая и такая хорошенькая.

Но она не кричит.

Мне ее даже не подносят.

Операция сложная.

Помню, что к концу ничего не помню, а мне вливают две порции плазмы.

Палата. Москва. 8 декабря

Звоню Бабушке: «Бабушка, у меня родилась дочка. 2060».

Бабушка плачет в трубку.

В следующий раз услышу Бабушку еще очень не скоро. Когда в первый раз отважусь выйти на улицу одна. Это верный признак того, что у меня разрушился весь мир.

Начинается ад.

Каждый день – новый диагноз.

Не дышит.

Не ест.

Порок сердца.

Порок почек.

Порок жизни.

Чтобы ее увидеть, нужно подняться в реанимацию на третий этаж.

Это хуже, чем на самую высокую башню.

Встаю и падаю в обморок.

Встаю и падаю в обморок.

Врачи запрещают вставать.

Встаю.

Лежит. Вся в проводах. Под лампами. В капельницах. В иголках.

Рядом плачут дети. А у меня в горле все слезы превратились в камень, большой соленый камень, который не дает дышать.

Пустая квартира сестры. Дмитров. 20 декабря

Панический страх, когда муж уходит из дома.

Сижу на красном диване и смотрю перед собой. Ничего не вижу. А глаза не закрываются. Уже третий день.

Мне страшно, что муж никогда не вернется.

Начинает рвать. Рвет два дня.

Грудь болит.

Капуста.

И рвет.

Все как во сне.

Механизмы выживания мозга отключили все ощущения, кроме страха.

Я и есть страх.

Тринадцатая больница. Москва. 23 декабря

Врачи на меня не смотрят.

Я не смотрю на врачей.

Моя девочка выглядит совсем по-другому.

Это не моя девочка.

Или моя.

Я уже ничего не понимаю, а где-то на задворках подсознания проскакивает мысль: «Мне подменили ребенка».

Первый шаг в сторону безумия.

У нее такие длинные пальцы.

Странно, как боль изменяет восприятие мира.

Я запомнила ее совсем другой.

Я знаю, что я вижу ее в последний раз.

В третий и в последний.

Институт генетики. Москва. 27 декабря

«У вас в роду был синдром Дауна? Синдром Эдвардса? Рак? СПИД?»

«Да, у вас синдром Эдвардса, трисомия 18 хромосомы, множественные пороки развития. Ребенок не выживет. Вы не переживайте, это случается раз на восемь тысяч раз, два раза бомба в одну воронку не попадает».

Заключение.

Приговор.

Дорога с Оборонной на Маркова. К Бабушке. Дмитров. 4 января

В первый раз вышла одна.

Ее уже шесть дней нет.

Страшно.

Не знаю почему, но мне так страшно.

И снег.

Сугробы снега.

Нужно дойти.

До Бабушки.

Я уже месяц не слышала ее голос.

Все разделилось на до и после.

Ценности поменялись навсегда.

Осталась одна мечта – чтобы тебе отдали ребенка.

Бабушка спит. Ся спит. Никита у Мамы. Дмитров. 24 ноября 2012 года

Завтра день матери.

Пишу и плачу.

Музыка.

В голове музыка.

Я так давно хотела про это написать и никак не могла.

А внутри музыка.

И в этот раз получились одни обрывки.

Там нет истории.

Там есть фразы и страх и год забытья.

И ты никогда не перестанешь считать.

Считать ее возраст.

И ставить по той самой вене, ведущей к сердцу зарубки.