Екатерина Нигматулина - Взрослая психология. 11 простых правил жизни

Вторая мысль, которая не давала покоя ни мне, ни моему мужу, заключалась в том, что я постоянно худею. Вернее, правильнее сказать так: я обычно худею с понедельника по среду, а к четвергу я так устаю, что мне хочется есть все самое неполезное и оттого вкусное: спагетти карбонара, жареную картошку, как у Бабушки, ризотто с большим куском натертого пармезана или пастуший пирог. Мой мозг отключается и шепчет мне: «Хочу жареную картошку! Очень! Отстань от меня немедленно!» Я всячески восхищаюсь теми, кто умеет контролировать свои доисторические центры мозга и управлять ими, кто может целыми днями есть сырые овощи и пить только воду, но у меня самой это получается плохо. То есть совсем не получается. Я слишком люблю есть. А когда я с трудом начинаю влезать в свои брюки и злиться на себя, то случается и вовсе коллапс.

А потом у меня появился муж, который, даже когда я в беременность набирала по двадцать килограммов, всегда говорил мне, что я самая красивая. Самое удивительное, что я в этом не верила себе, но поверила ему. Он очень убедителен в том, что говорит. Худею я, конечно, все равно постоянно, а он спокойно повторяет мне сто миллионов тысяч раз, что я красивая. Это работает. Я теперь и сама в это верю.

Сейчас про внешность я думаю следующее: нужно обязательно полюбить себя. Каким вы можете, а каким не можете себя полюбить, решать только вам самим. Но полюбить себя нужно непременно. Про себя я точно знаю, как я себе нравлюсь, а как нет. И хотя я не теряю надежды однажды понравиться себе в купальнике, прекрасно уживаюсь с собой и сейчас. Посмотрите на себя глазами человека, который вас любит, и примите себя. Тогда можно будет успокоиться и наконец заняться более интересными делами, чем переживать по поводу формы своих ног.

Красота – одна из самых субъективных характеристик человека, которую только можно придумать. Человек красив, если он верит в то, что красив. Полюбите себя и станьте красивыми.

Вот хотя бы не начать переживать из-за своего возраста.

На семидесятипятилетнем юбилее Софи Лорен спросили: «Как вам удается так прекрасно выглядеть?» Ответ был лаконичен: «Рано ложиться, рано вставать, общаться с приятными людьми и иметь одного мужа».

Кризисов и переживаний по поводу того, как я выгляжу, в моей жизни было более чем достаточно, единственное, что все-таки обошло меня стороной, так это переживания по поводу своего возраста. Никогда не мучилась, когда мне было мало лет, никогда не переживала, когда мне исполнилось тридцать, и сейчас спокойно отношусь к своим тридцати шести. Возраст для меня, наверное, это просто возможность измерять свою жизнь (тоже в общем-то довольно бесполезное занятие, если честно) осязаемым временем или забраться на гору и взглянуть, какие флажки стоят в ней маяками, скажем, каждые пять лет.

Пятилетки

2018

В доме напротив горят семь окон. Ровно семь, я посчитала. Мы переехали в эту квартиру уже два с половиной года назад. Когда-то я впервые поселилась в Москве именно в этом районе и, сделав полный круг, вернулась сюда спустя пятнадцать лет. Тогда, в далеком 2000 году, мы жили на первом этаже старого сталинского дома на улице маршала Бирюзова и на нас с потолка сыпались мыши, настоящие живые пищащие мыши. Память это зачем-то запомнила, и вот мы снова здесь. Без мышей, но опять на Октябрьском Поле.

Мне тридцать шесть. Я все так же преподаю, пытаюсь заниматься йогой с разной степенью успешности, пишу книги и последние полгода нахожусь в самом низу своей биполярной параболы. Несмотря ни на что, мне кажется, что все не так, как должно быть, что я ничего не успеваю и ни в чем не преуспела. Кризис среднего возраста миновал меня и в тридцать, и в тридцать пять, но все-таки догнал в тридцать шесть. Я всегда плохо бегала, вот и в этот раз не убежала. У меня катастрофически не хватает времени писать, и мне кажется, что я исчезаю, как Чеширский кот из «Алисы». Только у кота была улыбка, а у меня сейчас нет.

Я сижу и думаю о том, что это и есть кризис. Сначала ты идешь только вперед, не оглядываясь, делая то, что считаешь нужным, а потом останавливаешься, будто ударился головой о стекло, и замираешь. Вдруг все, что было, видится не таким, как казалось раньше.

Ты переоцениваешь все и всех вокруг, а прежде всего самого себя. Вот ты был целостностью, и вот эта целостность крошится под вопросами: «А что останется после меня?», «Зачем я все это делаю?» и «Как с этим со всем жить?»

Мне тридцать шесть. Дети растут. Софии восемь, Никите – десять. Это история уже про первые попытки быть независимым и тем не менее все еще и навсегда очень близким. Я всматриваюсь в их уходящее детство насколько можно сильно, чтобы хватило навсегда.

Мне тридцать шесть. Работа, новая и старая. Работы столько, что себя под ее завалом я видеть перестаю. Люблю ее, но перестаю различать реальность. А без работы начинаю терять себя еще больше. Я же говорю, кризис.

Мне тридцать шесть. Я все так же борюсь за идеальную талию (безуспешно), за себя (с переменным успехом), за любовь (о любовь!), за право писать (как заставить замолчать сто тысяч критических голосов?), за свой голос, который начинает меня не слушаться (успокойся, пожалуйста), и за то, чтобы не мерзнуть (миссия невыполнима в городе, где шесть месяцев в году зима).

Скоро Новый год и еще один маскарад. В этот раз я буду ракетой и улечу куда-нибудь очень далеко.

2013

В доме напротив не горит ни одно окно.

В моем окне отражаются разноцветные мигающие гирлянды.

Мне тридцать один, и я уже пять дней хочу начать заниматься йогой. Я даже скачала себе на телефон приложение и теперь думаю, что надо принести из машины коврик. Сижу и думаю. Про коврик.

Вчера, когда дети уснут, а я странным образом нет, мы будем долго разговаривать с моим мужем обо всем и ни о чем. Я так люблю с ним говорить. Он у меня молчаливый, а я люблю долгие разговоры. Он у меня любит чистить гранаты, а я их есть. Он у меня ездит с детьми через всю Москву встречать меня вечером и говорит, что я все преувеличиваю. И вот именно вчера мы будем говорить о чем-то очень важном для нас.

Мне тридцать один. На улице двадцать девятое ноября и много снега. Зима.

Я мама и по утрам, рано уходя на работу, теперь пишу сыну и дочке записки про любовь, эйфорию и луну. Моя София скучает, и я пишу ей маленькие письма каждое утро. Мой мальчик очень умен и ходит с расцарапанным младшей сестрой лицом и практически разбитым носом. Пытался отобрать у сестры букварь. Не получилось. У львов, даже если им всего три года, лучше не отбирать буквари.

Мне тридцать один. Я все так же люблю шоколад, не опаздывать и свою работу. Яна, Марина, мои почти китайские Таня и Антон, Юра, Нелли, Настя, которая танцует и грустит, Настя, которая, по-моему, нашла свое счастье и перестала грустить, почти доктор Аня, совсем доктор Таня, Саша, Нелли, Камилла, Женя, Лена, еще одна Марина, Манечка, Коля и Лиза, Аня, Хелена, Оля, Катерина и всегда сияющая Олеся, любимое слово которой really. И больше всего в своей работе я люблю с каждым из них разговаривать. Так ведь иногда бывает, что тебе очень интересно разговаривать с теми, с кем ты работаешь.