Дмитрий Юрьев - Режим Путина. Постдемократия

С другой стороны, «новые средние» по наследству приобретают и врагов, причем статусных, хорошо организованных, претендующих на полученную с самого верха санкцию на «задание вектора стратегии России». Речь идет о наиболее агрессивной части деклассированного большинства. Стоит подчеркнуть, что сам факт наличия «новых средних», став достоянием массового сознания, обеспечивает им самый «теплый» прием со стороны всероссийского держиморды, хотя бы по той простой причине, что «новые средние» куда реальнее и опаснее, чем иллюзорные «жиды» и прочие в очках и шляпах. А это значит, что «новым средним» придется как-то очень-очень быстро собираться и организовываться.

У «новых средних» нет электорального ресурса. Им не хватит ни сил, ни энергии для того, чтобы послужить «тягловой лошадью» процесса социальной реанимации России. Но именно и только «новые средние» обладают мощным ресурсом для роли «задающего генераторa», способного предложить стране новый стиль, новый ритм, новый образ и новые привлекательные ценности.

Именно и только «новые средние» смогут решить несравнимо более важную задачу, чем обеспечение победы той или иной партии на выборах в парламент, – дать толчок для самовоспроизводства новой России на самых разных уровнях. И на политическом – поскольку именно у «новых средних» сосредоточена основная доля национального интеллектуального и существенная доля финансового ресурса, и их первой политической задачей в связи с этим становится вовсе не формирование очередной фиктивной партии, а организация своего рода «политической ярмарки», поскольку если «новые средние» сумеют окончательно самоопределиться и организоваться, все политические партии сразу будут вынуждены искать их поддержки. И на культурном – поскольку именно на «новых средних», основных потребителей товаров и услуг, на их вкусы и предпочтения рассчитана вся сила рекламных мощностей СМИ, а значит, именно они и формируют общенациональный вкус, общенациональную моду. И на международном – поскольку именно «новые средние» (во всяком случае, пока похоже на то) способны предъявить мировому сообществу принципиально новый, нетривиальный и сильный, образ России XXI века.

«Новые средние» не имеют сегодня ни права на ошибку, ни «коридора возможностей». Им необходимо как можно скорее, причем в масштабах всей страны, найти и опознать друг друга. Им необходимо придумать и навязать обществу такую форму своего участия в его делах, которая позволит им перехватить инициативу у многочисленных люмпен-претендентов на роль «новой силы» или «государственной идеологии». И это нужно сделать по той простой причине, что они – «новые средние» – уже есть, а все остальное еще только надо выдумать. Они могут и должны избежать ошибок своих предшественников и ни в коем случае не удариться ни в партстроительство (потому что любая такая попытка обречена на обвальную девальвацию общественного внимания просто в силу того, как сегодня в обществе воспринимается партийная система), ни в новый лоббистский проект. Выдвижение, обсуждение и реализация конкретных социальных инициатив «от имени и по поручению» «новых средних» в сегодняшней России – самая насущная проблема общества. У которого большие проблемы с запасом времени.

После 2002 года стало модным сравнивать судьбу российских реформ с реформами аргентинскими. Поводов множество: и специфика взаимоотношений обеих стран (России и Аргентины) с международным сообществом (перепады от любви до ненависти), и попытка в свое время спастись от августовского кризиса 1998 года по рецептам знаменитого аргентинца Доминго Кавалло, продекларированная несостоявшимся правительством Черномырдина – Федорова, и главное, игра на неуверенности в завтрашнем дне (особенно если сегодняшний хотя бы немного лучше вчерашнего). [12] В конце августа – начале сентября 1998 года, после дефолта и отставки правительства во главе с Сергеем Кириенко, исполняющим обязанности председателя правительства был назначен экс-премьер (1992–1998) Виктор Черномырдин. Идеологом правительства Черномырдина нового образца выступал Борис Федоров, который декларировал радикально-либеральную программу жесткой привязки курса рубля к доллару США. После двукратного отклонения Думой кандидатуры Черномырдина Борис Ельцин выдвинул кандидатуру Евгения Примакова, которую поддержало большинство Думы – коммунисты, «Яблоко» (кстати, именно Явлинский был первым, кто публично предложил назначить премьером Примакова – как «политика, который заведомо не будет претендовать на президентский пост»), «центристы» и деморализованные сторонники бывшей «партии власти» – НДР.

А главное, аргентинский кризис 2001–2002 годов – это превосходный повод поквитаться для сотен и тысяч «героев вчерашних дней»: советских экономистов, несостоявшихся гуру новой власти, всех тех, кому за эти годы надоели постоянные ссылки на преимущества либерального опыта, будь то чилийский, польский, западногерманский или аргентинский. Ибо главный вывод из аргентинской катастрофы – это необходимость немедленно отказаться от «радикально-либерального курса» экономической команды президента (будь то курс Гайдара, Чубайса или Грефа).

Вывод простой и удобный. Только вот совсем не логичный.

Между Россией и Аргентиной, конечно же, есть большое внутреннее сходство. И это сходство состоит в непропорционально большом весе самых примитивных популистских настроений в структуре национального общественного сознания.

Россия, так и не выведенная Столыпиным за пределы общинной психологии, пережила 70 лет паранойяльного коммунистического коллективизма, при котором в Уголовном кодексе существовал такой состав преступления, как «частное предпринимательство». Что же касается Аргентины, то там все было намного легче, но лишь в той степени, в какой аргентинское танго веселее мрачной мелодии «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» Потому что энергии и в «Жертве», и в танго было поровну. С полной самоотдачей погружались и аргентинцы, и русские в такие взаимоотношения между властью и обществом, когда главным событием становится снижение цен (от щедрот товарища Сталина) или массовая раздача подачек (от щедрот Эвы Перон [13] Эва Перон (1919–1952) – жена генерала Хуана Доминго Перона, президента Аргентины в 1946–1955 и в 1973–1974 гг., дама полусвета и эстрадная артистка. После прихода Перона к власти стала одним из ведущих популяризаторов перонизма – популистской идеологии нового режима. Пользовалась огромной популярностью среди беднейших слоев общества. После смерти осталась «народной любимицей». Впоследствии стала героиней рок-оперы Ллойда Уэббера «Эвита». ).