Александр Покровский - 11 встреч. Интервью с современниками

– А потом?

– А потом из Дубны меня перевели в Академию им. Гагарина преподавать социально– экономические дисциплины. А я писал. Я писал всем, что я боевой офицер, и что же это такое, и одновременно я писал кандидатскую диссертацию по развивающимся странам. И моя докторская диссертация тоже была на эту тему. Тогда же я освоил и дари. Я же по национальности осетин. А дари и осетинский язык очень созвучны, поэтому некоторые вещи я понимал сразу. И вот я выучил дари, а затем и фарси. Не очень здорово, конечно, но я понимал.

А в 1977 году я – заместитель начальника кафедры – попал в Афганистан. Меня туда направили в качестве военного советника. Когда я туда приехал, то сразу, увидев, что мы там делаем, я подумал, что не то мы делаем, не то.

С нашими противниками надо не столько воевать, сколько договариваться. А потом меня взял себе разведцентр. Подчинялся я только главному военному советнику – генералу армии Сорокину и начальнику разведки – генералу Клименко, и больше никому. Даже члену Военного совета я не мог сказать, где был и что делал. Вызывает он меня и говорит: «Где вы были? Я вас целую неделю искал!» – а я ему говорю: «Да здесь я был!» – ну не мог я ему сказать, где я был. Я ходил в разведку с полным переодеванием и бородой, как настоящий душман. В разных местах я был разным. Но чаще всего я представлялся глухонемым. О чем речь шла, я понимал, конечно, но делал вид, что ничего не слышу. Это очень сложная штука. Это такое напряжение душевных сил. Я потом неделю после возвращения в себя прийти не мог.

– То есть вы знаете язык глухонемых?

– Нет. Я не знаю языка глухонемых. И афганцы не знают. Я им на пальцах что-то показывал, что, мол, кишлак разбили, вот я иду, никого у меня нет. Дурака валял.

– Неужели вас не проверяли?

– Как не проверяли? Каждый раз проверяли. А тут я пришел как-то с задания, а у нас в городке был один наш полковник из Военно-политической академии имени Ленина, который сказал тем афганцам, что на нашей стороне воевали: «А он вас дурит, он не мусульманин». А я даже в нашем городке выдавал себя за мусульманина, и вот он мне такую жизнь устроил. Я ему потом сказал: «Ты что, дурак? Кто тебя за язык тянул?»

А это же нельзя. И меня проверяли целую неделю.

– Как проверяли?

– Наблюдали, правильно я делаю в мечети намаз или неправильно. А я ислам хорошо знаю. Афганцы знают ислам только на примитивном уровне.

– Ну Коран-то они знают?

– Они знают только то, что им мулла говорит. Мулла Коран знает. А вот высшее духовенство знает чуть больше. Те, кто в Египте окончили Аль-Ахрам, исламистское учебное заведение, те много знают.

Так вот ошибок в моем намазе они не нашли.

Я в Афганистане был почти пять лет, хотя сначала меня посылали на полгода в командировку. Но когда я там начал работать, и работать среди банд, руководству это понравилось, и мне сказали, что я остаюсь.

– Вы один ходили к душманам?

– Я же изображал глухонемого, так что со мной никого не было. И не могло быть. Совершенно один ходил.

– Помните свой первый выход в банду?

– Конечно помню. Я каждый свой выход как сейчас помню. Я когда шел, то не только знал, в какую банду иду, я об этой банде все знал – ее состав и расположение. Главаря. Знал, кто главарь, как его зовут и что он за человек. Я совершенно спокойно вхожу в ее расположение. Просто иду на посты. У них же везде посты. Это только кажется, что все пусто и никого нет. За дорогой наблюдают. Меня останавливают. Я никак не представляюсь, показываю, что я глухонемой. Меня забирают и приводят к Малангу. Это их главарь. У него была мощнейшая банда. Этот Маланг когда-то был муллой, но с началом действий советских войск он ушел с должности и возглавил отряд.

– У вас не было оружия?

– Нет. Никакого оружия. У меня при себе всегда были только две гранаты. Они внутри штанов, привязанные к паху, а от них шнурки торчали наверх, как веревка от штанов, на крайний случай. Только две гранаты и больше ничего. Безвыходное положение? Шнурки, торчащие от гранат, выдерни и… Это чтобы не попасть в плен. Вот и все. Чуть чего, я бы дернул гранаты.

– А обыскать? Вас не обыскивали?

– Нет. Меня никогда не обыскивали. Кому я нужен? Я же выглядел скрюченным стариком. И вот меня приводят. Маланг разговаривает с теми, кто меня привел, а у меня в голове вертится, что он сейчас что-то выкинет, чтобы меня проверить. Я рассматриваю хребты. А в таких случаях все у тебя обостряется.

Все органы чувств. Ты и налево видишь, и направо видишь, и вперед видишь, и назад видишь. И вот боковым зрением я вижу, что Маланг держит на весу автомат. А у меня в голове вертится: что-то он сейчас будет делать, что-то он выкинет. И точно – он внезапно из автомата полрожка в землю выдавил. И на мое счастье, я не вздрогнул. Вот тогда он поверил, что я глухонемой, и забрал меня к себе. Ел вместе со мной, а его охрана рядом, но отдельно. Маланг держал меня при себе.

– А зачем он вас при себе держал? Не доверял?

– Я не думаю, что он мне не доверял. Просто Аллахом обиженный, глухонемой. А там так, если ты приютил такого, то Аллах тебе это зачтет. То есть он просто зарабатывал таким образом очки перед Аллахом. И так было дней двенадцать или четырнадцать. Банда у него была в триста шестьдесят человек. Как-то мы сидели и ели, а он ел обычно лежа, опираясь на одну руку. И я тут тихо произнес: «Маланг, Маланг. – у него чуть глаза из орбит не выскочили, схватился за автомат, я ему тихо так говорю: «Спокойно, Маланг, спокойно, спокойно…» – и какое-то время я его успокаивал. Потом он пришел в себя, успокоился и тоже тихо мне говорит: «Кто вы такой? Что вам надо?» Тогда я ему открытым текстом и говорю: «Я – советский полковник».

После этого я пробыл у него еще два дня и потом ушел, он меня отпустил. Потом он приходил ко мне в часть, а кончилось это тем, что вся эта железная банда Маланга перешла на сторону революции. Это был первый случай бескровного перехода.

Что тогда поднялось – все наше начальство слетелось в Афганистан. Даже адмирал Сорокин прилетел! Долго со мной беседовал. Расспрашивал о банде Маланга, о деталях, до мелочей. И тогда он мне сказал: «Вы будете заниматься только этим направлением. Только максимальная бдительность. Это будет вашим главным направлением работы».

– Мол, давайте, идите в следующую банду.

– Да. Но должен сказать, что адмирал Сорокин отнесся ко мне так же, как и главный военный советник генерала армии Сорокин, однофамилец его, с большим вниманием. Я им всю жизнь буду благодарен за это внимание ко мне. И им, и генералам Клименко, Мануйлову, Кизюну. Затем была другая банда, и следующая банда, и следующая.

И так у меня было одиннадцать банд, переведенных без единого выстрела на сторону революции. И везде я был глухонемым.