Виталий Третьяков - Как стать знаменитым журналистом

Не слишком корректное с научной (этнографической) точки зрения выражение «лицо кавказской национальности» объявили, фактически пытаясь цензурировать печать, некорректным политически. На Западе возник еще более обширный круг тем, проблем, коллизий и слов, которые фактически являются запретными, то есть подцензурными, по соображениям политкорректности.

Эти казусы показывают, что

НЕ ТОЛЬКО ВЛАСТЬ ПЕРИОДИЧЕСКИ ИСПЫТЫВАЕТ НА ПРОЧНОСТЬ ИНСТИТУТ СВОБОДЫ ПЕЧАТИ. ЭТО ДЕЛАЕТ И САМО ОБЩЕСТВО, В ТОМ ЧИСЛЕ САМОЕ СВОБОДНОЕ И САМОЕ ЛИБЕРАЛЬНОЕ.

XVII. Более всего уязвимость некоторых как цензурных ограничений, так и борьбы с ними показывает, на мой взгляд, такой пример. Почти повсеместно в демократических странах призывы к насильственному свержению существующей власти находятся под запретом. Само по себе это похвально, но не стоит все-таки забывать, что большая часть истории всех этих стран есть история революций и государственных переворотов. Россия – не исключение. Только в последние годы мы видели, как минимум, три таких события: август 1991 года, декабрь 1991 года, сентябрь – октябрь 1993 года.

Остановить историю нельзя ни цензурным запретом, ни табуированием отдельных слов и понятий. И журналисты и политики не должны забывать об этом не только тогда, когда они борются против цензуры, но и тогда, когда, победив в этой борьбе, начинают сами цензурировать или табуировать – и не только прессу, но и самою жизнь.

XVIII. Завершу свои тезисы о свободе печати утверждением, которое может претендовать на универсальность и афористичность одновременно:

СВОБОДА ПЕЧАТИ ЕСТЬ ОДИН ИЗ КРАЕУГОЛЬНЫХ КАМНЕЙ СВОБОДНОГО И ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА, КОТОРЫЙ, ОДНАКО, ОЧЕНЬ ЧАСТО ИСПОЛЬЗУЕТСЯ И В КАЧЕСТВЕ КАМНЯ ЗА ПАЗУХОЙ, И БУЛЫЖНИКА КАК ОРУЖИЯ, ПРИЧЕМ ПРОЛЕТАРИАТОМ РЕЖЕ, ЧЕМ ДРУГИМИ СОЦИАЛЬНЫМИ ГРУППАМИ.

С тезисами о свободе слова покончено, но ясно, что в ходе дальнейших лекций я неизбежно коснусь, особенно на уровне конкретных примеров, того, что проиллюстрирует слишком категоричные, на чей-то вкус, утверждения из этой лекции.

В XIV тезисе я упомянул о том, что имею возможность читать несколько газет и еженедельников, а также смотреть передачи (в основном, естественно, политические и информационные) нескольких телеканалов. Эта возможность связана, как вы понимаете, не столько с определенным уровнем материального достатка (редкий московский журналист выписывает газеты себе домой, то есть за собственные деньги), сколько с моими служебными возможностями.

Итак, я могу это себе позволить. Но вопрос в том, а стоит ли себе это позволять, стоит ли тратить на это время и, если иной возможности нет, личные деньги?

Вопрос не праздный, ибо современная русская журналистика сильно поскучнела и, кстати, стопка регулярно просматриваемых мною изданий значительно похудела. Еще четыре-пять лет назад она включала почти двадцать названий, а сегодня – едва насчитывает десяток.

Десяток – но не два-три, как в советское время, когда я без особой пользы для своей информированности выписывал домой «Правду», «Известия», «Комсомольскую правду», «За рубежом» и «Литературную газету» (толстые и специальные журналы – не в счет).

Современная русская пресса, к сожалению, очень ущербна, но все-таки это конкурирующая пресса. Конкуренция – форма ее существования сегодня. Поэтому с неизбежностью необходимо бросить хотя бы недолгий взгляд сначала на историю современной российской прессы, а затем на нынешнюю систему русских СМИ в целом. И это я сделаю в двух следующих лекциях.

В свое время мы обязательно поговорим о журналисте как субъекте политики, проанализируем, как пульсирует журналистское ego вслед за циклами политической жизни в демократической системе. Но предварительно следует непременно представить хотя бы беглый очерк истории русской журналистики последних 20 лет.

Он будет любопытен сам по себе, но одновременно покажет нам, выражаясь учено, как латентные процессы, идущие в журналистике, так и более фундаментальные общественные, исторические процессы, на фоне и в лоне которых жила наша наиновейшая журналистика.

Журналисты творят политику, и в этом смысле являются ее субъектами. Субъектами несколько менее активными и влиятельными, чем специально организованные политические силы – государство, политические партии, крупные персонажи политической сцены, но более активными, чем остальная масса населения (в нереволюционные периоды, разумеется). Одновременно журналисты – первый объект политической мысли и политического действия. Первый хотя бы по времени. Все то, что в жизни набрало силу тенденции, – непременно отражается не только на страницах и экранах СМИ, но и в поведении журналистов как личностей, индивидуумов. Курс истории русской журналистики, начиная с XIX века и по сей день, – это фактически и курс истории России.

Но меня сегодня все-таки интересует не страна Россия (не вообще, конечно, а в рамках почетного права преподавать нечто другим, в данном случае – журналистику), а именно русская журналистика, тенденции и законы развития СМИ нашей страны в последние годы. И без хотя бы самого поверхностного очерка истории этих СМИ нам не обойтись.

Обычно принято делить историю современной (наиновейшей) журналистики России на два этапа: этап гласности («эпоха Горбачева») и этап свободы слова («эпоха Ельцина»). До того, как известно, был строго коммунистический режим (подчиненность СМИ единственной и правящей партии КПСС). После «эпохи Ельцина», как утверждают некоторые, наступили времена ограничения свободы прессы в России, так сказать «эпоха Путина», или путинизм.

Я бы, однако, отрекся от этой несколько вульгарной периодизации истории современной отечественной журналистики.

Более изощренной и правильной, на мой взгляд, является периодизация, автора или авторов которой я не знаю, но где-то с ней сталкивался. Согласно ей, история новейшей русской журналистики делится на следующие этапы:

• 1987–1991 годы – гласность;

• 1991–1996 годы – свобода слова, партнерство свободных СМИ с властью;

• 1996–2000 годы – свобода слова, противостояние свободных СМИ власти;

• после 2000 года – ограниченная свобода слова. Однако многие конкретные события из жизни российских

СМИ не укладываются и в эту схему. Например, крайне критическая, если не сказать сильнее, позиция большинства русских СМИ по отношению к действиям федеральных властей во время первой Чеченской кампании (конец 1994–1996 гг.). В период политических информационных войн (1999–2000 гг.) далеко не все свободные (демократические) СМИ противостояли власти. Можно привести и другие факты, опровергающие схему, на которую я сослался, или демонстрирующие ее чрезмерный, если воспользоваться тавтологическим определением, схематизм.