Виталий Третьяков - Как стать знаменитым журналистом

Поскольку публичная политика сегодня почти на 100 % реализуется через каналы и механизмы СМИ, равно как и значительная часть политики непубличной, у публики (аудитории) создается ощущение тождественности политического процесса и его отражения в СМИ, а иногда происходит и реальное замещение политики ее инобытием в СМИ.

В странах, где наличествуют все необходимые элементы, субъекты и механизмы политического процесса, медиаполитика (инобытие политики в СМИ) дополняет реальную политику, не замещая ее полностью. В России, где отсутствуют многие необходимые элементы нормальной демократической политики, например партии, а политика (по крайней мере на уровне ритуала) функционирует, СМИ просто-напросто замещают, заменяют, подменяют собой то, что существует в политике как в развернутой системе субъектов, объектов и механизмов управления. Именно эту подмену, которую еще можно назвать фальсификацией, мы и видели в 1999 году, когда в политическом процессе, но особенно в его отражении в массовом сознании, вместо отсутствующих реальных партий функционировали фальшивые партии, или квазипартии, ОРТ и НТВ. Осень 1999 года показала это столь выпукло, что не заметить подмену мог только слепой (другое дело, что этот феномен не был как-либо квалифицирован большинством аналитиков) [2] В своих пространных записках об истории НТВ, опубликованных в «Газете» в октябре 2003 года (в связи с десятилетием компании) Евгений Киселев отмечает, что осенью 1999 года все связанные с Кремлем политики отказывались участвовать в передачах НТВ, и так объясняет это: «НТВ попало в информационную изоляцию. <���…> И это было неспроста. Была поставлена задача, формулировали ее, между прочим, серьезные политологи и специалисты по пиару: надо создать впечатление, что НТВ – это не средство массовой информации, а квазиоппозиция». Я бы сказал, что это ложь, но ограничусь определением «заблуждение». Легко проверить, что термины «квазипартии» (причем не только по отношению к НТВ, но и по отношению к ОРТ того периода) употреблял только я в своих статьях (гораздо позже это стали делать другие, но не часто). О «квазиоппозиции», специально соотносимой с НТВ, никто тогда не говорил и не писал. Единственным «серьезным политологом», следовательно, имеющим отношение к появлению термина «квазипартия НТВ», был ваш покорный слуга. Но ничьих заданий я, разумеется, не выполнял, а со специалистами по пиару вообще никогда не контактировал (кроме личного общения). А главное – НТВ, как и ОРТ того периода все-таки были квазипартиями, НТВ – естественно, оппозиционной квазипартией. . Но в менее очевидных формах выполнение фантомами из СМИ функций различных элементов реальной политики в России происходит постоянно.

Теоретически не исключено, что квазиполитика из СМИ, или виртуальная политика, может заменить собой всю реальную политику. Это и была бы медиакратия не в смысле управления миром через СМИ, а собственно медиакратия – где медиа превратились бы в центр власти, в главный субъект власти. Известный фильм «Хвост вертит собакой» дает эпизод такого смещения политической субъектности из конституционных центров власти в СМИ, но в жизни этого как нормы и системы пока нет. И, видимо, никогда не будет. А вот случайные или преднамеренные подмены СМИ-фантомами элементов реальной политики будут продолжаться и, скорее всего, нарастать по масштабам и частоте.

Кстати, в России, кроме квазипартий, сфабрикованных из СМИ-фантомов, существуют еще и квазиполитики, скроенные из того же материала, квазиинтеллигенция, квазиобщественное мнение (по некоторым вопросам), квазипредставительные органы власти (особенно это относится к региональным законодательным собраниям), квазисудебные органы, квазиминистры и т. д.

Это интереснейший процесс, всех характеристик и составляющих которого мы пока уловить не можем. Я предполагаю, что неавторитарные тенденции, нарастающие в современной евроатлантической цивилизации, потребуют для сохранения видимости демократии усиления фантомообразующей функции СМИ. Возможно, со временем она перестанет только дополнять их политическую функцию и просто заменит ее.

Ныне в России, да и в мире в целом, свобода слова и печати, с одной стороны, возвращаются туда, где родились – в печатную прессу, то есть в прошлое, а с другой – в сетевые издания, в Интернет, то есть в будущее. Телевидение есть слишком настоящее, чтобы те, кто имеет власть, забыли о нем.

Так что в ближайшее время нет никаких оснований ожидать наступления качественно нового этапа в наиновейшей истории русской журналистики.

От страстей, надеюсь, объективно мною переданных в прошлой лекции, раздиравших русскую журналистику в 90-е годы теперь уже тоже прошлого века, стоит вернуться к хладнокровному патологоанатомическому анализу российских СМИ как системы. И, конечно, системы внутренне глубоко конкурентной.

Свободная журналистика по определению плюралистична, ибо лишь об очень немногих вещах и явлениях в общественной и даже обыденной жизни, в политике, в культуре можно сказать что-то строго определенное, а потому – единственно верное. Явления физической природы, тоже встроенные в нашу жизнь, но изучаемые естественными науками, разумеется, не в счет.

В силу этого объективного плюрализма свободная журналистика внутренне конкурентна. Глубинный уровень внутрижурналистской конкуренции определяется понятием «лучше» (сказать, написать, объяснить). Казалось бы, лучше в журналистике – это точнее, ближе к реальности, то есть правде. Но это не обязательно так. Ведь в обыденной жизни даже приблизительность бывает очень ценна. Если городу угрожает опасность, то гораздо важнее узнать о самом факте опасности, чем о ее характере или точной дате ее наступления.

Кроме того, обыденная жизнь, да во многом и политика, складываются из довольно небольшого набора стандартных событий и явлений. Понятия «война», «катастрофа» (автомобильная, железнодорожная или авиационная – неважно), «смерть» (политика, известного артиста или писателя) вызывают сходные эмоции и реакции в сознании людей.

«Президент страны умер». Это сообщение важнее, чем причина смерти, если только это не насильственная смерть, что в общем-то (по отношению к главе государства) передается уже не понятием «смерть», а понятиями «покушение», «государственный переворот», «акт политического терроризма».

Поэтому в журналистике, призванной (по первой своей, первородной функции) сообщать о случившемся всем, кого это хоть в малой степени касается, существует и внешний (или поверхностный) уровень конкуренции, легко определяемый словом «БЫСТРЕЕ».