Виктор Топоров - Гражданский арест. Статьи, не попавшие в Сеть (сборник)

Любопытно, что идеологи – они же руководители – НТВ не предложили даже такого объяснения. Разве что запоздало посетовали на то, что подыграли Ельцину в 1996-м (а мы помним, что не только в 1996-м, но и гораздо раньше). Удивительно, что из пары Киселев – Доренко, в которой первый представляет рациональное начало, а второй – эмоциональное, именно эмоциональный Доренко попробовал предложить обществу рациональное – а если угодно, и концептуальное – объяснение. Энтэвешники же – за вычетом пересмешника Шендеровича – выглядят жалко, хотя и надувают щеки с особенной важностью. Кто из них сегодня пакует чемоданы, кто надеется на то, что «заграница нам поможет», а кто готов подписать более или менее почетную капитуляцию (как перебежчик Добродеев) – не так уж важно. Теневой агитпроп, по выражению Глеба Павловского, будет в той или иной форме задавлен , если, конечно, события в стране не станут развиваться по катастрофическому сценарию. А уж тогда вряд ли кому-то понадобится национализировать то же НТВ в стране, где веерные отключения электричества превратятся в веерные включения.

В словах Доренко о музыке для гэбистов есть и своя правда, и свое лукавство. В линии Киселева, Малашенко, да и НТВ в целом, ни лукавства, ни правды, а лишь – как это ни удивительно – потрясающая политическая близорукость. Провозглашать идеалы демократии и пугать народ полицейским государством – что может быть нелепее. О какой демократии (кроме декоративной) может идти речь после осеннего переворота 1993 года? Полицейское государство – это не политическая страшилка, а объективная данность.

Другое дело, что и полиция (в широком смысле слова) у нас в силу всеобщей расхлябанности столь же беспомощна, как все остальные институты власти и общества. Особо жестока – да, пожалуй, но и это от беспомощности. Что мы, в частности, наблюдаем на примере войны в Чечне, где города и села уничтожают, потому что не могут иным способом обезвредить преступников (не могут обезвредить и таким способом, но тут уж тема для отдельного разговора). К тому же полицейское государство – это заботящееся о своих гражданах государство, потому надо быть людоедом или реформатором, чтобы желать отказа от немногих еще признаваемых им за собой подобных функций.

Выбор – полицейское или правовое государство – в наших условиях ложен. Разговор надо вести о другом: правовое полицейское государство или антиправовое полицейское государство. На первое уповали те, кому хотелось бы видеть президентом страны Примакова. Второе, то есть полицейский беспредел, каким, судя по всему, может оказаться чревато президентство Путина, связано не с особенностями его личности, а является объективным следствием обстоятельств его прихода к власти: престолонаследование, виртуальная президентская партия, голосование за кота в мешке и тому подобное. Различие между Примаковым и Путиным (которое тот же Доренко столь сладострастно интерпретировал в пользу Путина) – это разница между консенсусом под знаком правового полицейского государства, которое должен был и собирался построить Примаков, и карт-бланшем, неизвестно за какие заслуги (кроме усилий того же Доренко вкупе с Леонтьевым) выданным Путину. (Кстати говоря, карт-бланш исходно – это незаполненный ордер на арест, в который обладателю достаточно вписать фамилию неугодного ему человека.)

Правовое полицейское государство – это царская Россия, кайзеровская Германия, Польша Пилсудского и Франция генерала де Голля. Примеры не самые обнадеживающие, но, согласитесь, и не самые удручающие. И разумеется, самому Путину тоже хотелось бы выстроить нечто в этом роде, вот только «семейные», «питерские» и «специальные» привязки плюс недостаток опыта делают его не самым удачным кандидатом на такую роль. И понятно, Путин вправе провозгласить, как какой-нибудь Отто Лацис тринадцать лет назад: не толкайте под руку, не мешайте грести, лодка ведь может и перевернуться! И возможно, с теневым агитпропом ему хочется разобраться по закону. Ну, а если не получится по закону, тогда – «по понятиям» или еще как-нибудь.

Важно понять: сегодняшние СМИ, подобно диссидентам сахаровского призыва, должны требовать у властей – соблюдайте законы! Соблюдайте Конституцию! Наши законы и Конституция полны степного варварства, демократия там и не ночевала, но от власти можно требовать только одного – не нарушать хотя бы их. Все остальное – Бабицкий, Гусинский и кто там еще – чистая маниловщина, чтобы не сказать – грязная гапоновщина.

Разберем скандальную историю с арестом Гусинского. Сразу же выявляется следующее. Во-первых, арест был откровенно политической акцией – запугивание, сведение счетов, сигнал обществу. Во-вторых, президент страны, безусловно, знал о готовящейся акции и благословил ее. В-третьих, конкретное дело «Русского видео» было выбрано на редкость неуклюже, потому что из него торчат уши покойного Собчака и вполне живого Путина. Теперь обратимся к инкриминируемому составу преступления. Руководитель «Русского видео» Рождественский не просто незаконно приватизировал госпредприятие, похитив при этом госсобственность на крупную сумму, но сделал это, уже имея на намеченный к похищению товар покупателя – Гусинского. Причем покупатель (Гусинский) заказал товар, а значит, и кражу заранее. Это версия обвинения, и во внутренней юридической логике ей не откажешь. По сути дела, Гусинского обвиняют в том же, в чем и «генерала» Якубовского, по заказу которого были похищены рукописи из Публичной библиотеки. Другими словами, его преступление не в том, что он купил краденое, а в том, что заказал (и тем самым организовал) кражу.

Получен политический заказ или нет – следователь открывает такое дело с чистой совестью. И с чистой совестью избирает мерой пресечения содержание под стражей. К ней прибегают в двух случаях: когда действия подследственного на свободе представляют повышенную опасность для окружающих или когда он может помешать ходу следствия (что в случае с Гусинским или, вернее, с любым человеком его калибра и возможностей представляется вполне вероятным). К тому же содержание под стражей избирается в случае совершения особо тяжкого преступления, а ведь хищение в особо крупных размерах, инкриминируемое Гусинскому, проходило у нас до недавнего времени по «расстрельной» статье. И наконец, отказ от дачи показаний, избранный Гусинским, – серьезное основание для того, чтобы все-таки взять его под стражу.

Я анализирую это так подробно вовсе не потому, что встаю на сторону обвинения. Напротив, арест Гусинского, как циничная политическая провокация, возмутил меня до глубины души. Но понять логику обвинения и обвинителя важно защите – и юридической, и общественной, которая (особенно первая в лице Генри Резника) вместо пунктов обвинения компрометирует обвинителей. Осыпают следователей-важняков едва ли не подсудными оскорблениями, да и вдобавок грозя им – выполняющим, напомню, свой долг – уголовным преследованием. Избранная защитой линия имеет общественный резонанс, обратный ожидаемому, обвиняемому не дают вылететь в Испанию на встречу с семьей, видите ли! И дело тут не в том, что нелепая защита «злит» обвинение. Раз обвинение предъявлено, дело должен решить суд. На суд будет оказано политическое давление? Да, естественно. Но задача защиты – разбить обвинение, а не оказать политическое контрдавление. Разбейте обвинение – и вы в дамках! А не разобьете – не взыщите.