Виктор Топоров - Гражданский арест. Статьи, не попавшие в Сеть (сборник)

Потому что поначалу все немного подтягиваются. Тот, кто пил не таясь и не просыхая, начинает пить втихаря. Тот, кто натирал мозоль на пузе в женских общагах, старается хотя бы для вида выкладываться на тренировках. Повар перестает жалеть харчи, а массажист – собственные мышечные усилия. Врач временно прекращает сбывать стимуляторы на сторону. Электротехник чинит вентиляторы и обещает вот-вот запустить кондиционер. В результате игроки принимаются бегать по полю. А раз бегают, то по закону больших чисел и бьют по мячу. И, случается, забивают…

Потому что всем ясно: сейчас в команде пойдут перестановки и увольнения – новой метле необходимо зарекомендовать себя новой метлой… И все или почти все на всякий случай стараются от увольнения подстраховаться. Да и повышение, чем черт не шутит, под горячую руку получить можно. И смена главного тренера, выходит, и впрямь на какое-то время выручает команду. Матча на три, на четыре. Иногда при этом удается выскочить из «опасной зоны».

А потом? Что происходит потом? Потом получается по-разному. С новым тренером, второпях и в разгар сезона откуда-нибудь переманенным или оперившимся под крылом у прежнего главного, команде может крупно повезти. Или крупно не повезти. Или он окажется ни рыба ни мясо. Или вдруг заболеет головокружением от успехов. Или внезапно захворает – и уйдет в вынужденную отставку по болезни. Наконец, он может не сработаться с коллективом, с коллективом игроков или с коллективом спонсоров, и тогда то ли победит (и разгонит) коллектив, то ли сам коллектив его «скушает». Мяч, как известно, круглый.

Все это – один к одному – накладывается на только что начавшееся президентство. Во всей многовариантности. Важно понять: «феномен смены тренера» работает сейчас и на Путина, и на страну, но хватит этого ресурса матча на три, на четыре, не больше.

Кто бы ни был кукловодом, серым кардиналом, тайным архитектором и прочая, и прочая карьерного взлета Путина и электорального триумфа, этот человек (или эти люди) должен понимать: ельцинское десятилетие мы, население независимого государства РФ, пережили как войну. Затягивая пояса или задирая юбки (по обстоятельствам). Занимаясь натуральным хозяйством и натуральным обменом. Лечась самыми элементарными средствами: спирт, керосин, марганцовка и еще раз спирт. Уклоняясь от уличных, дорожных, муниципальных и государственных мародеров (как правило, безуспешно). Уходя от увольнения с работы и от призыва в армию. Кто плохо кормит собственную армию, рано или поздно начинает кормить чужую. Вот мы и кормили чужую нам армию чиновников, олигархов, бандитов, коробейников, менял… Ельцинское десятилетие мы пережили как войну – как войну проигранную, и если не зачинщиков этой войны, то виновников поражения – бездарных полководцев от политики, от экономики, от заведомо ложной пропаганды – нельзя не призвать к ответу. Нельзя не попросить «с вещами на выход», а из вещей оставить им смену белья и мешок сухарей, но никак не больше.

Этот человек (или эти люди) должен понимать, что в списке «на выход» он окажется первым и уж во всяком случае не последним. Иначе «жизнь как на войне» продолжится со всей неизбежностью. Что, собственно говоря, и происходит – с поправкой на три-четыре машинально выигрываемых матча. На три-четыре, но никак не больше.

«Если Путин хочет стать сильным президентом, ему надо посадить меня в тюрьму», – пошутил в зарубежном интервью один из олигархов. Результаты гипотетической победы общества в борьбе с коррупцией просчитаны: двукратный рост доходов населения при неизменном валовом продукте. Остается малое – эту победу одержать. Или хотя бы эту борьбу начать. Или найти того (тех), кто ее начнет.

Экономические или политические с экономическим окрасом категории здесь не срабатывают. Деприватизация там (хотя бы частичная), налоговая амнистия или еще что. Достаточно вспомнить о том, как часто механизм банкротства используется для дальнейшего передела собственности в пользу заинтересованных лиц – используется все теми же коррумпированными чиновниками; строго говоря, никаких иных банкротств у нас и не бывает. В советское время во всей системе торговли не было ни единого честного человека; если такой заводился, его тут же подставляли под уголовное дело и отправляли за решетку – это была круговая порука расхитителей. Сейчас она распространилась на всю финансовую сферу и без малого на всю производственную. И разумеется, на всех лис, поставленных сторожить тот или иной курятник. Наряду с прейскурантом услуг существует и прейскурант должностей, начиная с вице-премьерской и вплоть до какого-нибудь судебного исполнителя, пусть и называется он сегодня приставом.

Не срабатывают – и, конечно же, не сработают – и репрессивные меры. Риск репрессий, как и риск личного устранения, заложен в ставки сегодняшнего бизнеса. Репрессивный режим может быть только выборочным, а раз выборочным, то, значит, политиканским. Как это было при Ельцине: не копай хотя бы под президента, и тебя никто не тронет. А если нечаянно тронут, всегда откупишься.

Поразительна – и вместе с тем характерна – красноярская история. Одна и та же высокая столичная комиссия (она же следственная бригада во главе с замминистра внутренних дел) инспектировала КрАЗ дважды. В первый раз приняла дары и не нашла никаких нарушений. Во второй (получив соответствующую политическую накачку) – дары отвергла и вскрыла целый букет нарушений: от нецелевого использования кредитов до организации заказных убийств.

Не менее характерно и дело, допустим, «Аэрофлота». Его то закрывают, то возобновляют, то вновь спускают на тормозах в зависимости от того, на каком поводке – на длинном или коротком – выгодно держать в данный момент основного фигуранта этого дела.

Такова и только что начавшаяся «шахматная комбинация» с Владимиром Гусинским.

Но дело не только в этом: наверняка существует и обратная связь. Если подвешенный на крючок олигарх позволяет себе предельно наглое (в самооценке, понятно, смелое) поведение, значит, у него у самого на крючке те, кто его подвесил. Интересно и важно вовсе не то, что тот или иной олигарх располагает тем или иным компроматом на первых лиц государства, и уж подавно не характер этого компромата (кто воровал, кто взрывал дома, кто растлевал малолетних и тому подобное), – важна обратная связь сама по себе. Принимающие то или иное решение люди страшатся разоблачений и принимают свои решения под давлением страха. Решения при этом могут оказаться вполне разумными, но «злокачественна» сама их природа.

Наряду с компроматом колоссальную роль сегодня играют и обязательства, гласные и негласные. При этом роль негласных куда важнее и пагубнее. Особенно когда это касается президента страны. Своим Указом № 1, напомню, даровавшим пожизненную неприкосновенность в одном флаконе с целым набором неслыханных привилегий ушедшему в досрочную отставку президенту Ельцину и членам его семьи (что и вовсе неслыханно). Разумеется, Указ № 1 можно в любой момент отменить указом за любым последующим номером, не говоря уж о принятии закона, который указ перечеркивает. Да мы и сами знаем, что и указам, и законам – грош цена; как раз в дни, когда пишутся эти строки, Дума приняла в первом чтении федеральные законы, имеющие обратную силу, что с юридической точки зрения просто чудовищно. Важнее, однако, негласные обязательства Путина перед Ельциным и «семьей», о которых широко заговорили в связи со скандалом вокруг назначения генерального прокурора, – оказывается, экс-президент сохранил право вето на все высшие кадровые решения!