Виктор Топоров - Гражданский арест. Статьи, не попавшие в Сеть (сборник)

Понимаешь, объяснил я ему после собрания, свобода, как я ее понимаю, заключается не в том, чтобы иметь возможность ругать коммунистов, а в том, чтобы, наряду с прочим, иметь возможность их не ругать.

К сожалению, это понимают немногие. И когда – в этой статье – я, наряду с другими оппозиционерами (а на мой взгляд, так называемыми оппозиционерами), буду ругать коммунистов, то попаду в неловкое – прежде всего перед самим собой – положение. Намерения разношерстных оппозиционеров не представляются мне убедительными, но это все-таки не более чем намерения. Вот применительно к существующей власти мы имеем дело с намерениями реализованными или еще, слава богу, не вполне реализованными, но реализуемыми (взять хоть «жилищную реформу»). И разумеется, честный подход заключается в изобличении реальной исполнительной власти по всей ее воровской и предательской вертикали. Тогда как оппозиция, независимо от своих намерений, остается бессильной.

Справедливые англичане говорят, что болеть надо за заведомого аутсайдера (а в буквальном переводе это куда грубее: за плюгавого пса). И уж во всяком случае не освистывать плюгавого пса, схватившегося с мастифом или питбулем. Но подобная справедливость действенна лишь применительно к честному бою, а не к его имитации. Меж тем наша заведомо слабая оппозиция, увы, не ведет боя (хотя бы по правилам парламентаризма), а лишь имитирует его. Возможно, сама не в полной мере осознавая, что бой, ведомый ею (да и против нее), представляет собой не более чем имитацию.

Конечно, в этом вина не только и даже не столько самой оппозиции. Не проснулось общество. Страну умерщвляют во сне, сходном с летаргическим. Оппозиция, увы, – только сонный морок посреди смертоносного летаргического сна…

Антикоммунистическая пропаганда, антикоммунистическая истерия последнего десятилетия поражала и поражает своей неэффективностью: как-то не срабатывают ни упор на массовые репрессии, которые якобы возобновят, придя к власти, коммунисты (посадят воров – так рассуждает обыватель), ни запрет на частную собственность и частную хозяйственную деятельность (давно пора!), ни насильственное сближение идеалов и практики коммунизма и национал-социализма (что в массовом сознании не порочит коммунизм, а скорее реабилитирует национал-социализм), ни возня с выносом тела Ленина из Мавзолея… По истечении коллективного отпуска в августе 1997 года журнал «Итоги» избрал титульной темой свежего номера именно останки вождя – припомни, читатель, что еще, что столь же (или более) важное происходило в стране и в мире в последний месяц лета…

Антикоммунистическая пропаганда вопиюще неэффективна, а народ коммунистов все равно не любит и любить не начинает. А коммунисты борются – но не с народной нелюбовью, а с неуклюжей антикоммунистической пропагандой. Косят, как принято нынче выражаться, под еврокоммунистов. А то и под социал-демократов. А их все равно не любят.

Разгадка здесь проста. Эксцессы Гражданской войны и сталинского режима воспринимаются на массовом уровне как нечто, с одной стороны, допотопное, с другой – в каком-то смысле неизбежное, а с третьей – как приведшее к ощутимым и наглядным положительным результатам. Тем самым результатам, пусть и ценой непомерных жертв, по которым сейчас ностальгически вздыхают. А не любят коммунистов совсем за другое. За казенщину. За забюрократизованность. За скуку, которой веяло (и веет) из длинных кабинетов и с одутловатых лиц. За неизменное подобострастие к старшим (по чину, по партийной должности). За келейность. За лицемерие – хотя в этом отношении находящиеся у власти либералы оставили коммунистов – и сегодняшних, и вчерашних – далеко позади.

Эта нелюбовь, зародившаяся в долгие годы брежневского правления, и предопределила (вопреки сравнительному благополучию этих лет) ту легкость, с которой народ (а не только либерально-демократическая тусовка, прикормленная, чтобы не выразиться покрепче, Западом) расстался с коммунистами, с правлением коммунистов, с относительной сытостью и надежностью жизни под коммунистами. Эта же нелюбовь в значительной мере сохраняется и сегодня, приняв форму не столько недоверия речам, намерениям и делам коммунистов, сколько неагрессивного, но твердого отвращения. Эта организация – «внутренняя партия», в терминах Джорджа Оруэлла – не должна и не может вернуться к власти не потому, что ее боятся (согласно антикоммунистической пропаганде), а потому, что ее просто-напросто не любят.

Конечно, сегодняшняя партия власти – называйся она НДР или как угодно иначе – ничем не лучше. Более того, это та же «внутренняя партия», только отказавшаяся от былой идеологии. Или, еще точнее, от былой фразеологии, потому что деидеологизация произошла значительно раньше. Не зря НДР и КПРФ срослись спинами, как сиамские близнецы.

Но разве не удивительно, что КПРФ, ведя арьергардные бои с глашатаями антикоммунизма (отпираясь от сталинских репрессий, от коллективизации, от гонений на Церковь и на свободу слова и так далее), сохраняет, лелеет и пестует в себе именно те черты (см. выше), которые и породили на самом деле народную нелюбовь? И по-прежнему затирает и нивелирует собственных потенциально ярких лидеров, того же Амана Тулеева? И разве не замечают руководители КПРФ, что иные забияки и бунтари самого пещерного уровня (типа Анпилова или Нины Андреевой), обладая несоизмеримо меньшим интеллектуальным потенциалом и организационными возможностями, добиваются куда больших пропагандистских успехов, чем те оппозиционеры, которые сложа руки именуют себя «системными»?

По сути дела, лишь КПРФ можно (с великим числом ограничений и оговорок) назвать на сегодняшний день политической и в каком-то смысле парламентской партией. Остальные партии диванного толка и вождистские по своей природе. У каждой из них есть единственная цель или, вернее, мечта: провести своего лидера в верховные руководители страны. Даже не провести его, а увидеть во главе государства – по щучьему веленью; иной стратегии, похоже, не наработано. Вожди же карманных партий готовы в любую минуту «поступиться принципами», пожертвовать соратниками, да и самой партией в целом, ради решения куда более скромной, но столь же личной задачи. Характерный расклад: партия баллотируется в Думу и проваливается – вождь проходит в депутаты как одномандатник.

О стойких политических коалициях, о взаимоувязке целей и задач говорить в таких условиях не приходится. Не зря же ни одна партия и ни одна коалиция так и не осмелилась обнародовать состав «теневого кабинета». Да и единственная реальная коалиция (от которой на президентских выборах выдвигался Зюганов) была рыхлой, противоречивой (а следовательно, нежизнеспособной), – и стань Зюганов (по щучьему веленью) президентом, мгновенно развалилась бы на группы искателей карьерных выгод.