Анатолий Елахов - Великое село

Наконец, спирт начал действовать, погнал кровь по жилам, глаза у Русова оттаяли, и он выдохнул с огорчением и в то же время твердой решимостью:

– Трудно одному завести трос, очень трудно. Но я справлюсь. Я буду нырять до тех пор, пока не закреплю его.

– Эх, где наша не прападала. – Курбан ударил шапкой о лед и стал сбрасывать с себя полушубок.

Остановил его Костя.

– Не надо, Курбан. Охолонись! Ты человек южный, тебе нужно еще много на севере пожить, чтобы закалиться. Я пойду. Для меня это дело привычное. И Костя сбросил с плеч фуфайку.

– Подожди меня, Иванович! – Сказал он твердо. – Я помогу.

Они вместе ушли под воду, и ныряли в полынью еще дважды, прежде чем сумели отодвинуть камень и закрепить трос на ХТЗ.

Тем временем ломами и пешнями остальной народ пробил во льду к берегу дорогу.

Теряя силы и сознание, Русов дал отмашку и, взревев стосильным мотором, болотоход медленно начал выводить к берегу утонувший трактор. Скоро показалась его труба, потом кабина и вот уже весь он, обрастая тут же ледовым панцирем, показался на берегу.

И снова дружное «ура» потрясло заиндевевшую тайгу.

Отпоив героев спиртом и чаем, Шурочка уложила их спать в жарко натопленном вагончике. Тем временем Гриша с Николаем пытались оживить «утопленника». Их усилия не пропали даром. К вечеру «утопленник», взревев мотором, заявил о себе.

Моржи-добровольцы уже пришли в себя и сидели вместе со всеми за вечерним чаем.

Шурочка не сводила влюбленных глаз с Руссова.

К Шаман-озеру подошли через день на рассвете. Шли всю ночь, чтобы наверстать упущенный день. Николай с Гришей едва не засыпали за рычагами. Шурочка тои дело поила их крепким чаем из термоса. Наконец, под утро тайга раздалась, и в свете фар передовой сотки открылся заснеженный простор Шаман-озера.

С трех сторон вплотную к озеру подступала тайга, сосны стояли прямо по урезу воды, с четвертой южной стороны к озеру примыкала небольшая поляна, на которой еще виднелись следы недавнего человеческого присутствия.

Это были останки вогульского стойбища покачевского рода Щуки. В сумеречном свете словно призрак чернел обнаженными ребрами чум. Ветрами и непогодой с него сорвало покров. Навесы и вешала для вяления рыбы завалились, наполовину торчал из-под снега деревянный лодка – обласок с поломанным веслом…

Трактористы заглушили моторы. Северьянов и Русов прошлись по стойбищу и молча сняли шапки перед останками чума.

– Здесь они приняли свою страшную смерть, – сказал тихо Лукьян. – Не знаю, право, стоит ли рассказывать об этом мальчишке.

Они не видели, что сразу за ними стоит полураздетый растерянный мальчишка, сдерживающий из последних сил слезы.

– Нужно предупредить всех, чтобы люди были предельно осторожны, зверь может быть где-то тут.

– Мы уже видели его на подходе к твоему кордону, – ответил Русов. – Снова не лег зимовать, будет кружить рядом.

Он обернулся и увидел Кольку с глазами полными слез.

Дед Лукьян подошел к мальчишке и обнял

неловко, прижимая к себе.

– Ничего, Колюшка, не плачь. Посмотри, сколько у тебя родных и друзей на всю твою долгую жизнь. Они тебя никогда не оставят в беде, – говорил растроганно Лукьян, гладя корявой рукой мальчишечьи вихры.

Прибежал из вагончика проснувшийся Васька

И тоже ткнулся деду Лукьяну в плечо.

К ним уже подтягивалось все остальные члены геологической экспедиции.

– Поглядите, – уже улыбаясь сказал Русов, – все мы здесь родня, если не по крови, то по нефти. Братья по нефти.

…Северьянов показал Русову место, где нынешним летом после землетрясения вышла на поверхность нефть. По предположениям старого геолога добраться до фонтана можно было без особого труда.

Русов был необычайно возбужден и разговорчив. Курбан тоже буквально кружил в танце вокруг указанного Северьяновым места.

– Я видел нефть, я видел много Бакинской нефти и я точно скажу: здесь будет новый Баку! Здесь будет много нефти! Столько много, что мы сделаем не только себя, но и всю нашу страну счастливой!

…Сразу же после короткого отдыха приступили к обустройству лагеря и площадки под буровую установку.

Работали слаженно и четко. Кто-то валил лес, и обрубал сучки, трактора стаскивали бревна на площадку, монтажники готовились к монтажу буровой. Работали день и ночь, спали часа по три-четыре.

Русов торопился. Весь его маленький коллектив знал, что старший их товарищ, начальник экспедиции, устав от бесконечных и бесплодных споров о бесперспективности северных районов, совершил дерзкий самостоятельный шаг, за который он мог жестоко поплатиться.

У страны не было лишних денег. И средств на геологические изыскания отпускалось столько, что геологам не хватало денег даже на покупку резиновых сапог. Да что там сапог, не было даже, клея, чтобы чинить изодранную по тайге обувь.

Нынешним летом все же выделены были небольшие средства для организации геологической экспедиции с тракторами и буровой установкой. Начальником назначен был Иван Русов. Только вот маршрут экспедиции лежал совсем в другом направлении от того места, куда стремилась чуткая душа геолога, куда звал его неотступно старый геолог Северьянов, уверявший, что знает точное местонахождение нефти.

Идти с экспедицией на юг, в бесперспективные, по мнению Русова, районы, было выше его сил. И Иван задумал обходной маневр.

Он решил принять условия и выдвинуться на юг, но дорогой поменять направление и стремительным марш-броском выйти к Шаманозеру, смонтировать в кратчайшие сроки буровую установку и пробиться к нефти.

Пропажу его экспедиции не сразу обнаружат, какое-то время можно будет протянуть, передавая нейтральные сообщения, не привязанные к местности, потом их не сразу найдут. И если за это время они сумеют найти нефть, то вряд ли их будут судить за самоуправство. Победителей не судят.

Свое решение Русов держал от всех в секрете, пока они не вышли в путь. В тот же день он собрал всех своих коллег в вагончике и раскрыв карты, объявил о смене маршрута.

На какое-то время в вагончике воцарилась полная тишина. Если бы кто-то из членов экспедиции не захотел идти по измененному маршруту, то дерзкое предприятие Русова тот час провалилось. Но в вагончике не было людей, которые бы не верили в большую нефть Севера, не доверяли полностью своему руководителю.

Первым пришел в себя Курбан. Глаза его осветились радостью и он страстным шепотом, словно боясь, что его услышит кто-то чужой в этой вековой тайге, предложил:

– Ура, товарищи, Ивану Русову! Ура! Да здравствует нефть Шамана!

Не прошло и десяти дней, как над Шаманозером поднялся невиданный железный чум, островерхим концом своим возвышаясь над вершинами сосен. Скоро к таежным звукам и шумам прибавились еще треск дизеля и звон падающего с высоты долота, клюющего шаг за шагом земную твердь…