Зорий Файн - Кофе-брейк с Его Величеством

Такой человек не понимает, что конец его пути вполне тривиален, и я бы сказал, печален. Потому что сильных личностей, умеющих в ответ на неприятность или откровенно творимое в их адрес зло, улыбнуться, погасив в себе и лавину гнева и отстранив желание поставить подпись под приговором одним росчерком пера, таких в его жизни встретится очень мало.

Однако тех, кто все-таки в хрестоматию попадут, причешут, отмоют, сделают паиньками с детства и законсервируют для потомков или даже для пришельцев…

Дождь в Кракове

…Так я рассуждал, прогуливаясь по ночному Львову. Неделю назад похожим образом я проделал многочасовой марш-бросок по ночной Москве, и когда в 5.30 открылась ближайшая станция метро «Савеловская», я был равный среди жаворонков и отличался от них, разве что, горящими и отекшими ногами. Здесь же, во Львове, путь от вокзала до находящейся в самом центре площади Рынок, гораздо короче, всего минут сорок. Но проделать его, как ни странно, было страшнее.

Москва светилась вся вдоль и поперек, ночные рабочие с удивлением разглядывали одинокого прохожего, разговаривающего с собою в рукав ветровки. На самом деле я держал в руке диктофон, и воспользовался моментом наговорить текст пока все спали. Раза два подъехала патрульная полицейская машина – поинтересовались, не нужна ли помощь? Служащие «Макдональдса» вежливо прекратили мыть столики из брандспойта, пока я дожевывал свои бутерброды. Так я прошагал все Дмитровское шоссе от самых от окраин. Можно, конечно было сесть в такси, но рублевая наличка у меня закончилась, а принимают ли таксисты в Москве к оплате кредитные карточки, я не знал.

Во Львове меня все раздражало: у того же «Макдональдса», в начале проспекта Шевченко, сложенные в горку столики – присесть негде, и куча мусора, через которую трудно было пробраться к окошку. В принципе, до «Евро-2012» оставалась почти неделя, может, потом скопом все расчистят?

Город неприветлив. Я сорвал со столба, стоящего рядом со скульптурой Пресвятой Девы, себе на память плакат, изображающий наказание за двуязычие: вырезанный ножницами изо рта окровавленный язык. Плакатов было так много, что можно было бы обклеить ими несколько микрорайонов. Те, кто их клеили, наверняка уже спали, а те, кому их предстояло срывать – еще не проснулись.

Образ Богоматери натолкнул меня на мысль, что Ее Непорочность, принятая как догмат еще при Папе Пие IX, постепенно смывается с лиц даже посвященных, – мы все незаметно лишаемся чистоты… Нормой становится нечистоплотность, особенно мотивов. Происходит на глазах странное размежевание на полярные круги – либо рясу надень, либо бери от жизни все. Среднее – это, как правило, неудачник, социально не проявленный. Высмеиваются добродетели простых граждан, элементарные проявления человеческих чувств вызывают в лучшем случае улыбку с оттенком упрека в старомодности.

Продвижением товаров занимается реклама, которая всегда ориентирована на наши удовольствия. А их «включить» можно простыми символами: еда-питье-секс. Женские тела на билбордах можно встретить и в малярных робах, и с банковской карточкой на ладони. Вот такая внешне безобидная подача и «выбивает» платформу чистоты из детей уже к подростковому возрасту…

Ночной Львов… Вокруг красивейшие готические и романские соборы, в отличие от соборов, предположим, Брюсселя, выглядят весьма зловеще – неосвещенные громадины неожиданно появляются из-за углов.

В редких кафешках, правда, были люди: не только запоздалые парочки, но и те, кому уже пора было завтракать. В наушниках звучит львовская группа «ManSound», одна из моих любимых. Наконец-то я раздобыл их выступление «вживую» с Оксаной Билозир. Лет семь назад я проводил фотосъемку их совместного концерта во дворце «Украина», и каждый из участников, лично обещал мне прислать фонограмму. Но этого так и не случилось.

Через сорок минут я был у памятника Шевченко. Светало. Еще одна ночь раздумий уходила. Я примостился у единственного столика, возле какой-то пивнушки. Столик был завален коробочками от соседствующего «Мак-экспресса». Кофе обжигал, было сыро. Пьяная, на вид тридцатипятилетняя женщина протянула ко мне руку с не зажженной сигаретой. У меня не было ничего, чтобы дать ей прикурить. Тогда она возмутилась: «Между прочим, я – еврейская жена!» И с этой фразой направилась к толпе у окошка. Получив огоньку, она вернулась и, посмотрев на меня в упор, сказала: «Господин грузин! А грузины очень гостеприимные люди! Я чувствую теплоту!»

Мне ничего не оставалось, как быстро глотнуть остатки кофе, взвалить свой предательски выдающий дороговизну вложенной в него фототехники огромный ловепровский рюкзак и уйти. Да что там рюкзак, я как-то удивился, увидев, как американский репортер Ассошиэйтед-пресс заклеил черным скотчем название бренда на своем фотоаппарате, «ноу нейм» – хоть какая-то надежда не остаться без оборудования в мире воров.

Начинался дождь. До назначенной встречи – часа полтора-два. У отеля «Жорж» двое парней о чем-то оживленно беседовали с прилично одетой молодой женщиной. Я сначала заинтересовался этим разговором, просто как сюжетом, но очень быстро он мне стал неинтересен. Мои бесконечные командировки в разные уголки света, дорогие отели, как правило, сети «Хилтон» или «Рэдиссон», научили смотреть на такие сцены проще. Последний из них, в Москве, особенно удивил. Предупредительный персонал, ведерко красной икры на утреннем шведском столе, даже в Эмиратах внутри сети было скромнее, русские всегда умели удивить, и бесконечные интрижки вокруг постоянных посетителей…

Нас поселили в уютном особнячке, девчонки, с трудом выбрав себе комнаты, распаковали девайсы и с головой ушли в привычный для них виртуальный мир. Я же порадовался своей новой привычке – «не приносить свои домашние тапочки в новое место», лишь впитывать то, что меня окружает. Ноутбука с собой я не брал, а мобильная связь будет только до завтрашнего утра, до польской границы.

Через несколько часов я сидел во дворе дворца Потоцкого на концерте Джаз Феста. Играла немецко-белорусская группа. Все фамилии музыкантов были специфические и совсем не немецкие. Много экзальтированной молодежи. И таких же молодящихся людей в возрасте. Люблю джаз, но терпеть не могу культ джаза. Я сидел весь концерт на краешке клумбы, так как стулья были не предусмотрены, многие зрители заблаговременно захватили маленькие табуреточки. Прямо передо мной, на земле, расстелив коврик, полулежа хлебали пиво парни с девушками. Глядя на них, я пытался понять, что слышат они: тему, импровизацию, очередность участников? Вряд ли. Скорее всего, архаический размеренный ритм ударника «вгонял» их тела в привычные, вторящие заданному ритму бессознательные колебания, и они, как принято говорить, «расслаблялись» и «отдавались музыке». Ну еще и «тусовались».