К. Секачева - Люди под Дождем. Избранные беседы за 5 лет

[На улице]

Лобков:Где синедрион?

Адельгейм:Налево сейчас. Это горсуд, не синедрион. Суд общей юрисдикции.

[У дома священника]

Лобков:Вас давят, додавливают. Для чего это делается? Для чего теперь нужно переписывать этот устав? Чтобы свергнуть вас, отстранить от служения, устранить вас в другую епархию?

Адельгейм:Устав переписывает Синод. Это централизованная организация, Патриархия. И устав этот меняется в таком смысле, что мы лишаемся добровольности в объединении, мы лишаемся права быть учредителями, мы лишаемся церковного имущества, и нарушаются другие конституционные права. Допустим, обращение в суд. Нам запрещается, как мирянам, обращаться в суд. Статья 9, глава 1.

Они хотят, чтобы учредителями приходов была Московская патриархия, а не граждане. Вот и все. Я не изменился. Я как мыслил, так и мыслю, какой был, такой и остался. Как я служил, так я и служу. А ситуация вокруг меня в церкви очень сильно изменилась. И об этом можно очень много говорить. И тот устав, который сейчас существует, и тот устав, который нам навязывают, – это разрушение церкви.

Лобков:Так заканчивается один долгий и трудный день из жизни псковского священника Павла Адельгейма, священника, который недавно стал известен практически всей стране.

/// Антон Желнов

Наша встреча – последнее интервью с Березовским, которого все запомнили. Было видно, что он воодушевлен и на подъеме: митинги на Болотной, предвкушение победы в суде над Абрамовичем, ревностное, но возбужденное отношение к Навальному. Березовский всегда был «за движуху» и несколько раз намекал на то, что главная оппозиция – это все еще он.

Также в беседе принимал участиекорреспондент телеканала «Дождь» Дмитрий Еловский.

Мы приехали в графство Суррей (это под Лондоном) к Борису Абрамовичу Березовскому.

Еловский:Это, пожалуй, один из самых одиозных и популярных русских персонажей во всей Великобритании, а может быть, во всем зарубежье.

Желнов:Это здание – новодел, хотя смотрится, как очень старый дом. Сам Борис Абрамович рассказал, что дому от силы лет 25. Борис Абрамович приобрел его, соответственно, в 2000 году, когда уехал в Англию. Ну, что нам интересно узнать от него?

Еловский:Конечно, интересует его политическое участие во всех событиях в Москве, в России. Кроме того, сейчас огромное внимание британской общественности приковано к громкому судебному процессу. Постараемся узнать все подробности.

Березовский:Я предлагаю пройти вот сюда, по дорожке. Кстати, вот эта береза… помните, Рогозин говорил: «Я посажу березу». Вот, он опоздал.

Желнов:Вот эти письма, которые вы опубликовали, – сначала патриарху, потом Путину, – вы это всерьез? Либо это такой, как говорят в молодежной интернет-среде, троллинг патриарха и Путина?

Березовский:На самом деле, конечно, восприятие зависит от тех, кому это адресовано прежде всего. Не мне судить, как получилось, серьезно или несерьезно. Намерения серьезные, реализация – это уже вещь субъективная. Но, судя по тому, что была реакция и со стороны патриархии, и со стороны офиса Путина – реакция, естественно, резко отрицательная: мол, знать такого не знаю, из Лондона что-то вякает, – эта реакция означает, что повестка вручена. То есть они не смогут сказать, что не читали эти письма. А для меня это и было самое главное, потому что это мое понимание того, как можно остановить кровопролитие в России.

ИМЕННО ОТ ЭТИХ ДВУХ ЛЮДЕЙ, С МОЕЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ (Я ИМЕЮ В ВИДУ ПУТИНА И ПАТРИАРХА), ЗАВИСИТ, ПРОЛЬЕТСЯ КРОВЬ ДЛЯ СМЕНЫ РЕЖИМА ИЛИ РЕЖИМ СМОЖЕТ ПЕРЕДАТЬ ВЛАСТЬ МИРНЫМ ПУТЕМ.

И поскольку они откликнулись (неважно, в какой форме), то я, по крайней мере, могу сказать, что если что-то произойдет – это их ответственность.

Еловский:В письме к Путину вы довольно по-свойски к нему обращаетесь – «Володя»…

Желнов:И обращались тогда, когда он был назначен.

Березовский:Все дело в том, что у меня есть личная история отношений с ним. И я ему написал несколько писем, совершенно личных, непубличных, так скажем. Но, когда он не услышал то, что я хотел до него донести, я счел совершенно корректным занять публичную позицию. Тем более что, когда он избирался президентом, у меня была с ним личная договоренность о привилегии: я имел право, в силу наших отношений, всегда формулировать свою позицию и иметь возможность донести до него эту позицию лично.

Желнов:Даже когда он стал главой государства?

Березовский:Даже когда он стал главой государства.

Желнов:То есть вы считаете, что тон обращения не должен меняться, когда ваш хороший знакомый становится президентом?

Березовский:Подождите секундочку, давайте последовательно. Я поддерживал Путина не потому, что он был мой хороший знакомый. Я поддерживал его только по той причине, что считал, – и мы с ним неоднократно на эту тему говорили, – что он будет продолжать реформы, которые начал Борис Николаевич Ельцин, будет избегать тех многочисленных ошибок, которые Ельцин допускал, но вектор развития России не будет изменен. И это была привилегия за то, что я много помогал ему (и всем нам, как я считаю) в борьбе против Примакова и Лужкова. Это была альтернатива, на самом деле это как-то забывают.

Да, Путин плохой, но и сегодня я говорю, что это лучше, чем Примаков. И когда он уже стал президентом, мы регулярно встречались с ним и действительно он выполнял нашу договоренность, что он выслушивает мои аргументы, если я не согласен с тем, что он делает.

Желнов:И вы можете обращаться к нему?

Березовский:Я могу, естественно. Просто я не люблю этого лицемерия, знаете, когда: «Владимир Владимирович», а отошли в сторону, и – «Володя». И первый, по существу, публичный конфликт возник, когда Путин принял решение о том, чтобы сформировать семь федеральных округов и инициировал право снимать губернаторов, если против них возбуждено уголовное дело. То есть таким образом как бы поменялась вся конструкция власти. Тогда еще не было идеи отменить выборы губернаторов, но она уже стала витать в воздухе. Он уже присваивал право на то, чтобы избранные народом губернаторы отстранялись от власти совсем не народом, который их избрал. И я с ним этот вопрос обсуждал. И он не согласился с моей точкой зрения. И тогда я ему сказал: «Ну, мы же с тобой договорились, тогда я ухожу на открытую позицию». И я написал ему письмо, которое было опубликовано в «Коммерсанте» в конце мая 2000 года. Обращение там было вполне уважительное, по-моему: «Уважаемый Владимир Владимирович…»