Виктор Воронов - Пригоршни из туесков памяти. Части первая, вторая и третья

В школу и в наши классы учителя приглашали некоторых фронтовиков и инвалидов войны. И они тоже неохотно говорили о днях войны, как-будто из них вытягивали эти страшные воспоминания. Да, наверное, они и не хотели поведывать нам, детям всю суровость и жестокость войны. А «газетный героизм» им был не по душе, ведь они были «рядовыми» войны, а не журналистами.

Помнится, что многие из них долгие годы ходили в военной форме без погон. И не из бравады или щегольства какого-то. А просто в тяжёлое послевоенное время люди жили бедно, и у многих действительно это была лучшая или даже единственная одежда.

Особых знаков внимания, льгот и почёта они не получали, да они этого и не требовали и даже стеснялись всего подобного. Главной наградой для них, по-видимому, было то, что они пришли с войны живыми!Более точно эти их чувства выразил поэт-фронтовик Александр Трифонович Твардовский, сказав: «…Я знаю, никакой моей вины в том, что другие не пришли с войны, …» 1 1 Твардовский А.Т. Василий Тёркин. Тёркин на том свете. Стихотворения.– М.: Изд-во ЭКСМО, 2004. – С. 336. .

И только время постепенно залечивало глубокие раны войны.

…9 мая 1982 года в Центральном Парке имени М.Горького в Москве мы с родителями, приехавшими к первомайским праздникам к нам в гости из г.Борзи, нашли адрес и телефоны однополчан отца. И уже на следующий день у нас дома, в московской квартире, сидели рядом и пели свою фронтовую песню командиры двух сапёрных взводов третьего батальона первой ударной штурмовой комсомольской Резерва Верховного Главнокомандования инженерно-сапёрной бригады – первого – мой отец, Воронов Василий Георгиевич и третьего – Малько Михаил Николаевич.

Оказывается, после тяжёлого ранения, отца многие однополчане посчитали погибшим. И когда в 1965 году вышла книга «Боевая комсомольская» об их инженерно-сапёрной бригаде, то, кто из живых участников тех событий что вспомнил, то в ней и написали. А об отце – ни строчки. Потом уже, когда после этой встречи нашли эту толстую книгу и он её «проштудировал», то написал авторам свои дополнения. Однако, второе издание книги осуществить так и не удалось.

Но зато были: замечательные встречи в Москве и на Азовском море, где собирались ветераны бригады, награды и приветствия ЦК ВЛКСМ, проникновенные и тёплые письма. Пусть всё это было с опозданием на целых тридцать восемь лет – но, к счастью, это всё произошло.

Уже позже, я вспомнил, что ещё в студенческие годы эта книга «Боевая комсомольская» попадалась мне на глаза на книжных полках и в библиотеке военной кафедры института, где нас учили тоже на командиров сапёрных взводов. Но как-то я не смог и даже не посмел связать её и воспоминания отца вместе. Так мало он тогда рассказывал о войне. Да и некогда им было это делать – надо было трудиться, восстанавливать страну и экономику, ставить на ноги детей, создавать материальную базу для «светлого будущего»…

Просматриваю в очередной раз старые фотографии со встреч отца и его однополчан, читаю его записи и воспоминания, газетные вырезки о нём, дневники его фронтового товарища и письма-треугольники с фронта с отметкой полевой почты, припоминаю вообще всё слышанное о войне от отца, мамы, бабушки, дяди Марка, воевавшего на Карельском фронте, дяди Тимы, прошедшего войну от лейтенанта до капитана-командира стрелкового батальона и недавно приезжавшего в Москву на 60-летие Парада Победы, от многих других людей и воевавших, и работавших в тылу на трудовом фронте, и бывших в плену и в оккупации… – и думаю, думаю, думаю…

Праздник Победы вначале отмечали сами победители. Затем подросли мы – дети победителей – и стали отмечать праздник вместе с ними. Теперь, к сожалению, всё чаще и чаще мы отмечаем этот праздник уже без них – без самих победителей. Но нам надо не забывать эту прекрасную традицию и необходимо беречь и хранить светлую память об этой Великой Победе.

Да, непомерно велика цена Победы! И хочется верить и надеяться, что никаким силам не удастся одолеть наш народ и наших людей, которые вынесли неимоверные муки, тяготы и лишения ради жизни грядущих поколений!..

Зимой мы только и ждём, как бы скорее поехать в Пустошку, к ставшими нам своими людям, пчёлам, полям, лесам и лугам.

Получив к Новому году очередное письмо из Пустошки от Лидии Филимоновны и Зинаиды Павловны, наших соседок по деревне, читаю, что «…всё замело по самые окна, а дорогу в деревню теперь никто не расчищает, и автолавка с товарами и продуктами не ездит…». Тоскливо!

Представляю, как они, наши соседки, ходят по очереди в гости друг к другу, протаптывая редкую стежку в глубоком снегу, топят печки, носят из колодца воду, ухаживают за скотом, курицами, собакой, кошками. И так проходит день, затем месяц, ещё и ещё месяц… Но вот уже солнце стало светить по-весеннему, побежали ручьи, пора выносить наших пчёл из холодного сарая на свежий воздух и на солнышко. …А вот и мы снова едем своей «колхозно-городской бригадой», и жизнь в Пустошке становится снова интереснее и веселее…

Всё началось с покупки дома в 1992 году, после «обвала всего и вся». Вообще-то о даче или доме в деревне мы с женой мечтали давно, сразу же после переезда в Москву. Но пока была возможность в отпуск ездить летом в санаторий – решение этой проблемы отодвигалось и отодвигалось.

Настало время решать и её. После долгих поисков нам удалось купить старенький дом в деревне, но так далеко, что было даже неудобно об этом говорить своим знакомым– за триста километров от Москвы, в Тверской области.

Для нас в то время и это было хорошо! И мы, не жалея сил, принялись ремонтировать, обустраивать и строить, разводить огород, сажать картошку и делать другие деревенские дела.

Поскольку всем этим после детства, во время жизни по разным городам, нам заниматься не приходилось, то, соскучившись по деревенской работе, мы с энтузиазмом делали всё. И всё это напоминало детские годы.

Проснувшись под песню соседского петуха и выйдя на крыльцо, я глазами искал горы и сопки. У нас, в забайкальской деревне Черемхово они с одной стороны дома были почти рядом (деревня стояла вдоль склонов этих гор и сопок), а если взглянуть по другую сторону дома, то горы синели вдали, за рекой и её долиной.