Елена Свешник - Городищенский дневник. Записки деревенского обывателя

Немного найдется в России людей, прочитавших такое количество жалоб, как я. И это случилось только по одной причине: мне посчастливилось работать в архиве (-ах) и писать диссертацию по документам XVIII века. Надо заметить, что архивные документы обладают одним очень коварным свойством, и в первую очередь для историков. Им по наивности кажется, что уж если они пишут свои книги и статьи на основе архивных материалов, то это делает их исследования и выводы научно обоснованными и однозначно верными. Как архивист, хочу заметить: «Это – заблуждение» , и для этого у меня есть очень веские основания. Помимо таких общеизвестных вещей, как: тенденциозность и декларативность многого из документного наследия прошлого, свойственные конкретной эпохе и соответствующей ей идеологии; массовое уничтожение «неудобных» для власти и отдельных людей бумаг; часто неверное толкование смысла тех или иных слов и выражений, связанное с псевдо-понятностью и многозначностью русского делового языка (тема моих научных исследований, поэтому могу писать много об этом); и прочая, и прочая…. Но есть еще один немаловажный фактор, если речь идет о научных исследованиях, в которых задействуются большие «объемы» архивных документов. Значительная часть заархивированного в разные эпохи материала – это жалобы, доносы, судебные расследования, переписки по поводу неудовлетворительного состояния дел в той или иной области человеческой жизнедеятельности. Люди вообще редко пишут друг о друге что-то хорошее. Например, никто не напишет участковому : «У меня такой хороший сосед: он все время трезвый и поет романсы Чайковского исключительно тихим голосом» ; или известный блогер вряд ли разразится панегириком в адрес Путина – какой он после этого будет блогер. И если будущие историки, которые таки доживут до этого будущего, захотят воссоздать в своих учебниках полную картину нашего времени, боюсь, кто-то из старших школьников опять скажет эту сакраментальную фразу: «России как-то очень не везло», и здесь можно вставить любое дополнение: с царями, генеральными секретарями, президентами, патриархами… и далее по списку. И бедный учитель истории будущего снова вздохнет: «Вас послушать, так складывается ощущение, что в истории России орудовала компания двоечников» (фильм «Доживем до понедельника» – forever! ).

В основе моей кандидатской диссертации лежали церковные документы XVIII века. В процессе ее написания мною было прочитано порядка 10 000 скорописных документов соответствующего архивного фонда, составлена опись на первые 574 дела, где некоторые заголовки могли занимать целый лист, так как в самом объемном фолианте насчитывалось 936 листов, и это не считая большого количества документов, просмотренных мною в других фондах и в других архивах. Уникальность моей ситуации как архивиста заключалась в том, что я работала не только с документами исторического архива (дореволюционными), но и с самыми разными делами советского периода: начиная от документов гражданской войны, заканчивая личными делами руководителей «партии и правительства» областного масштаба, отложившимися в местном, бывшем уже, «партархиве». Как правило, в архивной службе – это две разных специализации. Вследствие этого всего, исторический процесс в России для меня представляется как непрерывная цепь последовательно происходящих событий, что всегда дает совершенно особое «видение мира», отличающееся от тех искусственных «конструкций», которые принято именовать историей России .

Так, отношения Русской православной церкви и современного ей общества – на каждом витке исторического развития государства – это не просто отдельные постановления Соборов или указы монархов, отлучения от Церкви отдельных ее членов и «фронда» детей дьячков и священников в XIX веке, современные взаимные упреки в алчности и сребролюбии, с одной стороны, и в богохульстве и разврате, с другой. Христианство в России для любого, даже самого завзятого самопровозглашенного атеиста – это неотъемлемая часть его жизни, как бы он это ни отрицал. Хотя бы потому, что Церковь все равно молится за спасение его души, и он это знает. Только осознавая эту неразрывную связь, можно и предъявлять друг другу вполне обоснованные претензии.

В церковных документах XVIII века, сохранившихся в архивных фондах Сибири и Урала, таких претензий было даже побольше, чем сейчас. Священники жаловалисьв духовное правление: на то, что казачьи атаманы не дают им возможности для наложения епитимий на провинившихся прихожан; крестьяне массово уходят к раскольникам и не принимают их треб, отсюда у церкви совсем нет доходов ( а на что тогда жить клиру? ); на непристойное поведение мирян. Последние , в свою очередь, не отставали: жалобы на священников были необычайно разнообразны и носили характер доносов. Где-то пономарь излишне выпил на Пасху, где-то священник, по мнению прихожанина, был не очень усерден при выполнении треб. Но как только по какой-то уважительной причине в селе или крепости не было церкви (многие были сожжены во время Пугачевского восстания), где-то долгое время отсутствовал священник – в духовное правление тут же шли письма («доношения») с настоятельной просьбой: построить церковь, прислать священника. Во многих случаях священник выполнял самые неожиданные функции, даже не связанные с его основой деятельностью. Самым необычным в моей архивной практике был документ, где священник выступил свидетелем при передаче денег в одной очень щекотливой ситуации: там требовалась предельная конфиденциальность, т. е. в условиях глухой уральской деревни XVIII века священнослужитель был единственным лицом, которому можно было доверять сугубо внутренние семейные тайны. Это дело опубликовано мною в журнале «Отечественные архивы» за 2007 год. Таким образом, можно было сколько угодно жаловаться на клир, но сам факт необходимости приходской церкви никогда не подвергался сомнению.

Претензии современных россиян к православной церкви нет смысла перечислять – они у всех на слуху и весьма растиражированы в СМИ. Я хочу обратить внимание хорошо образованной публики, вполне понимая ее озабоченность разными негативными фактами в деятельности отдельных иерархов Церкви: если только на секунду представить, что православная церковь исчезает из жизни России, в следующую минуту исчезнет и вся эта публика, потому что единственной преградой между тонким слоем интеллигентно-цивилизованной «общины» и языческим «морем» постсоветской страны стоит только Церковь, да и так не любимые нами всеми органы госбезопасности. Не стоит «дергать тигра за усы» , как советовали китайцы. Можно сколько угодно ерничать и по поводу привоза мощей, крестов, гвоздей, обвинять священников в пьянстве и малограмотности, связях с ФСБ и прочих «смертных» грехах, но пока они хоть как-то контролируют всех этих полуспившихся теток и опустившихся мужиков неопределенного возраста, у «чистой» публики есть возможность выходить на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Для меня очень показательна судьба замечательной поэтессы и не очень счастливой женщины Марины Цветаевой. Став самостоятельной и независимой, она не смогла противостоять этой языческой стихии в провинциальной Тарусе. Ее некому было защитить в тяжелые военные годы. Все-таки, как ни оторваны мы от реальности, как ни возвышены наши устремления, какими бы оригинальными ни были наши представления о назначении христианства, желательно помнить, в какой стране мы живем…