Евгений Панов - Собирание умов. Научно-публицистические очерки

В-четвертых, в воде как в дезинфицирующем средстве, потому что технологии жизнеобеспечения решают проблему «универсального препарата», против которого не имеют ни малейших шансов ни синегнойная палочка, ни птичий грипп, ни прочая зараза – безвредной для человека жидкости, истребляющей микробы. И так далее.

Все эти потребности порождают новые производства и новые рынки – нарастает классическая инновационная лавина. Но прорывные технологии, как уже отмечено, имеют одну опасную для себя особенность. Это технологии не только открывающие, но и закрывающие, и тоже целые направления и отрасли (так, компьютер закрыл индустрию пишущих машин, счетных устройств и целых классов типографского оборудования).

Электролизер для домашнего использования дает 60 литров природной – без хлора, токсинов, диоксинов, железа из труб – воды в час, потребляет один киловатт-час электроэнергии на кубометр воды, практически вечен; пища на этой воде готовится в 3 раза быстрее; стакан такой воды заменяет 10 терапевтических доз поливитаминов. Приобретя домашний реактор, вы перестанете принимать витамины, покупать бутилированную воду, пользоваться пищевыми концентратами и добавками, нуждаться в фильтрах, в товарах бытовой химии – короче, откажетесь от того, без чего сегодня обходятся разве что племена в африканской глуши.

Но! Согласно исследованиям специалистов Женевского университета, рынок бутилированной воды – самый быстрорастущий сегодня рынок с оборотом, оцениваемым в 22 миллиарда долларов. (Хотя, покупая воду в бутылке по цене порой в тысячу раз дороже водопроводной, вы покупаете кота в мешке.

Американская элита пьет воду, получаемую на ледниках Гренландии и самолетами доставляемую в США. Однако пробы гренландского льда, проведенные 3 года назад Desert Research Institute (США), показали, что уровень свинца в нем в три раза выше, чем в пробах льда, образовавшегося до 1870 года. Швейцарские исследователи обнаружили, что 11 из 29 европейских марок минеральной воды содержат следы экскрементов, сообщает журнал Nature…) И производство пищевых добавок – тоже огромная и очень прибыльная мировая отрасль. А про фармацевтику и говорить нечего: мировой объем продаж лекарств и препаратов достигает 150 миллиардов долларов в год. Так что наивно было бы предполагать, что та же фармацевтика безропотно уступит место под солнцем новому направлению, будь оно хоть сто раз инновационное и сули оно человечеству неисчислимые блага. Денежные мешки могущественной индустрии найдут способ его прихлопнуть. Будут душить конкурента воротилы водяного бизнеса. И Россия тут отнюдь не исключение. Тут мы шагаем в ногу со всем «цивилизованным миром»: из всех разрешенных у нас видов бизнеса водяной – самый прибыльный…

Все, чьи интересы может ущемить инновация, будут бороться с ней и с ее носителями жестко и беспощадно. Виктору Устюгову дважды угрожали: не уберешься со своими приборами – убьем. Сначала – на фабрике первичной обработки шерсти. Биологически активная вода идеально отмывала шерсть, на треть уменьшая выход продукции и барыши хозяев. История повторилась на приемке хлопка, где его увлажняют специальным консервантом. Фирменный препарат на природной воде делал невозможной пересортицу. Так что апробация технологии закрылась, едва начавшись.

На одном из сибирских комбинатов взялись было внедрять запатентованную Кочубеем и Устюговым технологию крашения шелковых тканей, но, выяснив, что процесс пошел вдвое быстрее, быстро свернули эксперимент. Новые технологии потребовали замены оборудования, а взять его оказалось негде – заказ был невыгоден машиностроителям. То же вышло на одной шерстенабивной фабрике, где скорость мойки тканей выросла в 3—5 раз. Чем выше скорость, тем меньше нужно машин, а чем меньше машин, тем меньше объемы продаж у их производителей, тем меньше рабочих мест могут они удержать.

Неудачей закончились и все попытки изобретателей наладить производство экологически чистого хлеба. На стандартном современном хлебозаводе на 40 тонн хлеба в сутки, в громадном здании о пяти этажах, начиненном громадными машинами, как ни парадоксально, совсем не заботятся о живой дрожжевой культуре, которая здесь работает и от которой зависит и количество, и качество хлеба. Одна только технология оптимизации среды, в частности, оптимизация параметров воды, позволит на треть снизить себестоимость батонов. А если взять полный цикл получения экологически чистой продукции, начав с обеззараживания зерна, с его проращивания (для выпечки зернового хлеба, биологическая ценность которого на порядок выше), то себестоимость упадет примерно в 5 раз. Но для этого хлебозаводы и пекарни надо оснастить новым технологическим оборудованием. Кто будет его выпускать, обслуживать? Нужных специалистов пока нет. Нет специалистов ни по электролизу воды, ни по контролю безопасности ингредиентов, ни по оценке энергетической ценности хлеба, ни микробиологов-технологов.

Попытки запустить внедренческие механизмы, а Устюгов и Кочубей предпринимают их давно, показали, что экономическая среда сопротивляется инновациям. Нет нового оборудования, новых специалистов, навыков нового проектирования. Инновационная деятельность невозможна без новой философии производства, нового пользователя и нового потребителя, а их нет… Конечно, со временем (и, к тому же, если повезет) все это может возникнуть благодаря самим прорывным технологиям. Рано или поздно они сами породят новые потребности, подготовят новых потребителей, откроют новые производства, создадут новые рынки, новые рабочие места, новые кафедры, факультеты и вузы для подготовки новых специалистов… но отнюдь не обязательно. Прекрасное инновационное далеко может и не наступить. Потому что экономическая среда сопротивляется с ожесточением. Да и социальная – тоже. Так, производителям дезинфицирующих ядов наплевать, что применение обеззараживающей воды в 300 раз эффективнее и в бесконечное число раз безопаснее, чем применение их отравы. Они будут стоять до последнего. Они имеют право не любить конкурента.

И дело, к тому же, не только в этом. Инновация – враг не только старому. Гораздо хуже то, что она враг самой себе. Инновация, скажем так, противна человеческой природе. Ну, может быть, не совсем, но в значительной мере. Она – удел пассионариев, а большинство людей к ним не принадлежит. Большинство человечества консервативно. Оно терпеть не может революций, потрясений. Оно настороженно относится даже к незначительным переменам. Оно ценит стабильность, спокойствие, уют, комфорт, и это вполне естественно… Ничего этого инновационная экономика не обещает. Наоборот, она беспокойна и весьма сурова. Инновации, честно говоря, можно внедрять только от отчаяния, когда остальные способы удержаться на рынке испробованы и не дали результата. Основная причина внедрения новшеств – конкуренция. Не будь ее, мы не увидели бы многих инноваций. Ведь надо останавливать завод, выкидывать оборудование, покупать новое, переучивать персонал, а это сопряжено с огромными затратами и огромными рисками. Нужна очень сильная мотивация, чтобы решиться на такую головную боль. Поэтому в автомобильной или в фармацевтической промышленности компании скупают патенты, технологии и кладут их в долгий ящик, перекрывая кислород конкурентам и ничего не меняя у себя, поскольку у них и так все хорошо… Или, бывает, предлагаешь фирме какое-то новшество, а тебе отвечают: «здорово, у нас такого нет, и если бы ты принес эту штуку лет десять тому назад, то мы внедрили бы ее мгновенно, а теперь не будем».