Дмитрий Герасимов - Христианский разум. От ценностно-расщепленного сознания к ценностно-личностному мышлению

– Он был у моря (Мар. 5, 21).

Всякая мысль есть поверхность, конструкт: глубину (интенсивность, подвижность и жизненность) мысли составляет переживание . Истинность мысли есть ее осмысленность , но не ее ценность. Ценностью обладает переживание. Как проявление внутренней активности человеческого духа, переживание есть предельная действительность , или подлинность – то, дальше и глубже чего в человеке ничего нет и быть не может. Если философия до сих пор не смогла выработать адекватных понятий для выражения внутренней стороны жизни духа, то не потому только, что она ориентировалась по преимуществу на обыденный разум (разум классической античной философии), а потому что в естественном, или обыденном, языке , составляющем неустранимую основу нашего мышления, нет и не может быть соответствующих слов («означающих») для ее выражения. Ни восприятие , ни представление (даже в специфически кантовском смысле), ни тем более негативистские психоаналитические понятия «по определению» (в силу того, что они суть именно рациональные понятия, ограниченные «объективирующей», опредмечивающей функцией языка и связанного с ним мышления) не могут без логического противоречия фиксировать ничем не обусловленной извне внутренней активности человеческого духа. Последнее есть то , что предшествует мышлению, делает его возможным, изливаясь «из глубины» «во вне», и потому доступно лишь в опыте непосредственного переживания. Собственно «переживание», используемое для обозначения данных состояний, также является скорее символическим понятием, употребляемым более конвенционально, нежели по существу, т.е. не по «смыслу» самого понятия (определяемого со стороны своего отличия от любой «жизни» и ее «проживания»).

«Ошибка» разума не в том вообще, что он выражает невыразимое, в то время как его нельзя выразить, а в том именно, что разум допускает лишь собственную , логико-рациональную дедукцию невыразимого (как в апофатической традиции, к примеру). Здесь происходит та же подмена, что в отношении интуиции, когда мы мыслим ее в единстве с дискурсивным мышлением, т.е. полагаем необходимость выражения интуиции на языке логических определений, и тем самым утверждаем ее подчиненность дискурсу, и, следовательно, отрицаем, рационально скрадываем ее самостоятельную (внерациональную) ценность. Ценность невыразимого, как и ценность интуиции, заключается в их непрерывности , т.е. в них самих. Данная «ошибка», ибо, формально, «о чем невозможно говорить, о том следует молчать» (Л. Витгенштейн) 3 3 Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. I. М.: Гнозис, 1994. С.73. , проистекает вследствие обыденного (обусловленного бытием в мире и, следовательно, необходимого) отождествления ценности и смысла.

– И опять начал учить при море (Мар. 4, 1).

Иисус «много учит» при море. «Без притчи же не говорил им» (Мар. 4, 34). Притча – пограничный жанр, в ней символически переосмысляются и разрушаются предвзятые, априорные формы мысли, открывается возможность непроизвольного перехода от обыденно-рационального мышления к мышлению, интуитивно обращенному в переживание, в опыт внутренней жизни: «чему уподобим Царствие Божие? или какою притчею изобразим его?» (Мар. 4, 30). Любая мысль всегда есть только мысль о чем-то, отношение (интенция к действительности, противостояние). Мышление предметно. Беспредметный смысл – не от разума ( не мысль). Разум есть то , что закрывает, скрадывает собой подлинное. Слово убивает ; все, что устойчиво, то убивает 4 4 Ницше Ф. Антихрист. Проклятие христианству // Ницше Ф. Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 658. . Подлинное, опыт подлинности противится всякого рода слову, формуле, закону, вере, догме. Подлинное в мимолетном жесте, в случайной мимике, в неповторимом поступке, а не в слове, мысли.

Вот почему важно не конкретно-рациональное содержание притч, а то, ради чего они высказываются. И только из обыденной потребности в привычных схемах и стереотипах вырастает интеллигибельное содержание притч, соотнесенное с опытом наивного, рационально сокрытого существования: «о сеятеле», «о зерне горчичном», «о закваске», «о закинутом неводе» и т. д. «Не «вера» отличает христианина. Христианин действует, он отличается иным образом действий. …Не «раскаяние», не «молитва о прощении» суть пути к Богу: одна евангельская практика ведет к Богу, она и есть «Бог»!» 5 5 Там же. С. 659. . Поведение перед судьями, преследователями, обвинителями и всякого рода клеветой и насмешкой, поведение на кресте… «Он не сопротивляется, не защищает своего права, он не делает ни шагу, чтобы отвратить от себя самую крайнюю опасность, более того – он вызывает ее …» 6 6 Там же. С. 660. . « Вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах» (Мар. 4, 11). ««Царство Божье» не есть что-либо, что можно ожидать; …оно не приходит через «тысячу лет» – это есть опыт сердца; оно повсюду, оно нигде…» 7 7 Там же. .

– Вечером того дня сказал им: переправимся на ту сторону (Мар. 4, 35).

Всякое по ту сторону – в несовпадении ценности и смысла. Но менее всего мы свободны в нашем мышлении. Мышление и есть наша «необходимость самих себя» (Б. Спиноза), ибо не мы им владеем, но прежде оно нами, принуждая подчиняться рациональным смыслам и законам в силу одного нашего присутствия в мире . Мы обыденны в той мере, в какой зависим от мира, поэтому всякое мышление в основе своей обыденно. Обыденность, наивное бытие, предвзятое, или общее, сознание, само наше мышление (без малейшего изъятия и последующего разложения на отдельные составляющие) есть та цена , которую «мир» (то есть все , что постигается разумом) запрашивает за возможность, за право существования в нем. Так природа, или род, господствует над человеком, и первое условие господства – разум . Разум, априорно предустанавливающий границы действительности, трансцендирующий от себя к себе же «иному», не допускающий прерывности.

Вопреки всей античной философии, вопреки всей мудрости «мира сего», откровение, донесенное христианством, говорит о том, что мышление не есть все ; все – это слишком мало, это только мир, обнимаемый разумом; мышление не есть завершение чего бы то ни было, а стало быть не есть завершенность, но есть то, чем еще необходимо овладеть и овладеть индивидуально – «отдельно» и даже «одиноко» . Сумевшие «приручить» (К. Леви-Стросс) эту универсальную способность к идеальному фактически представляют собой то , что идет после «человека» (как родового, «ветхого» индивида), что выше «человека»… Должно совершиться то самое « обновление ума», о котором говорит ап. Павел (Рим. 12, 2; II Кор. 4, 16; Кол. 3, 10; Ефес. 4, 23; Рим. 1, 21—28; I Кор. 2, 16), ибо «кто во Христе, тот новая тварь (курсив автора. – Д.Г. )» (II Кор. 5, 17). Необходимо великое презрение к человеку (Ф. Ницше), чтобы смог зародиться новый способ мысли , основывающийся на метафизическом плюрализме по ту сторону бытия, на полном и непререкаемом различии по «этосу» – субъекта и объекта, ценности и смысла, ценности и бытия 8 8 В точном соответствии с библейской схемой различия Творец – творение. . Ибо «буду петь духом, буду петь и умом (курсив мой. – Д.Г. )» (I Кор. 14, 15). «Только мы, ставшие свободными умы (свободными по отношению к собственной способности мыслить – Д.Г. ), имеем подготовку, чтобы понять…» 9 9 Ницше Ф. Антихрист. Проклятие христианству // Ницше Ф. Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. С. 661. , ибо «К свободе призваны вы, братия…» (Гал. 5, 13). Быть свободными и значит быть свободными прежде всего по отношению к «универсальной» способности мыслить. И лишь сокрытие, или изъятие себя из опыта переживания ведет к рабству у «умопостигаемого» мира «идей» и «идеалов» – этих «кумиров» (С. Л. Франк) родового мышления. «Мое ремесло скорее – низвергать идолов – так называю я «идеалы». В той мере, в какой выдумали мир идеальный, отняли у реальности ее ценность, ее смысл, ее истинность…» 10 10 Ницше Ф. Ecce Homo. Как становятся сами собою // Ницше Ф. Сочинения в 2 т. Т.2. М.: Мысль, 1990. С. 694. .