Александр Балыбердин - Пять слов. О Великорецком крестном ходе

Затем все также, в мгновение ока, скатерти убирались в рюкзаки, и, восстав и воспев, головная группа устремлялась в путь. Певчие – перед иконой, священники – за иконой, а за ними, ровными рядами – паломники и паломницы. Каждый – на своем месте, по крайней мере, в первых рядах. И чтобы занять это место, иногда приходилось потолкаться. Конечно, не между собой, а с другими паломниками, случайно оказавшимися в передовой шеренге. Где-то в начале пути довелось испытать это и мне, и потому, хотя знакомый священник объяснил соратникам, что «пихать меня его надо, потому что он – «свой», я все же старался не лезть в первые ряды, понимая, что там мне не место.

Наконец, на горизонте показалось Мурыгино, и мне сразу вспомнилось, как два года назад, во время моего первого паломничества, не зная, «где главу приклонить», я напросился на чей-то сеновал, где в это время уже лежало и сопело десятка два паломников. Втиснувшись между чьими-то сапогами и своим рюкзаком, я просто упал на доски и уснул, даже не сняв обуви.

Ночлег в крестном ходе – всегда проблема. Особенно для тех, кто идет впервые. И вот теперь снова надо было заботиться о том, где упасть. Словно прочитав эти мысли, ко мне подошел знакомый из числа бывалых ходоков и предложил пойти с ними, так как «паломник N уезжает в Киров, и потому в доме, где мы всегда ночуем, остается свободным одно место».

После молебна мы отправились на ночлег. Я уже приготовился снова лезть на сеновал, но, оказалось, что делать этого не надо. «Сеновал» оказался еще вполне крепким домом с немаленьким огородом и баней, которая издали приветливо встречала нас запахом березовых веников. «Ты знаешь, – откровенничал знакомый, – мы уже давно перед началом крестного хода выезжаем „на маршрут“, чтобы решить проблему с ночлегом. Обычно едем с другом. Приезжаем в село. Выбираем дом. Конечно, хозяева хотят на крестном ходе подзаработать. И это нормально. Ну, пустили бы они человек десять – двадцать, по полтиннику с человека. А друг у меня – бизнесмен. Даст хозяевам – тысячу рублей, и весь дом в нашем распоряжении. Могут и стол накрыть, и баньку затопить? Ты любишь баньку?» Вообщем, спал я в ту ночь в отдельной комнате, на широкой семейной кровати и приятно поскрипывал новеньким накрахмаленным бельем. А что? Имею право. Все оплачено. А по улицам Мурыгино еще долго ходили в поисках ночлега паломники, у которых не было друга – бизнесмена.

Утром мы продолжили путь. Крестный ход шел через Гирсовский бор, берегом реки Вятки. Утреннее солнце купалось в верхушках сосен. Пахло ладаном и сырой землей. Чудотворная икона покачивалась на плечах батюшек, и все дальше и дальше уходила вперед. Я намеренно отстал и теперь шел один, не с головной группой. Прошедшая ночь совершенно выбила меня из колеи. Не потому что я не выспался. Напротив, выспался я превосходно. Банька была горячей, ужин – плотным, а постель – мягкой. Но именно это и пугало. Точнее, лишало мое паломничество смысла. Ведь я шел «потрудиться, помолиться», а тут – бац! – попал в… санаторий. Мне бы принять эту ночь как дар Божий, как знак Его щедрой, неизреченной милости. Но я был горд, самолюбив и потому целиком и полностью сосредоточен на своем «суперплане», который теперь потерял всякий смысл.

Я специально несколько отстал от головной группы, потому что снова слышать высокие и правильные слова о «величии Великорецкой традиции» мне было невыносимо. Я знал и видел, как произносившие их люди ночевали в соседнем коттедже, не меньше и не хуже, чем мой, и также «оплаченном» накануне крестного хода. Но их, видимо, это не смущало. Все такие же целеустремленные и собранные, плотными рядами они шли за иконой в свой «последний и решительный бой». На горизонте тем временем уже вставали дома и трубы областного центра.

Видимо, для того, чтобы я не забыл той ночи в Мурыгино, через пять лет Бог показал мне, как все могло быть иначе, если бы не Его дар и Его милость. Тогда в крестный ход впервые пошла моя супруга Ирина, и я обещал встретить ее в Бобино и разместить на ночлег у знакомых. Почти весь первый день паломничества лил дождь, и потому, сократив одну из стоянок, паломники пришли в село раньше и быстро разошлись по домам.

Когда я приехал в Бобино, то обнаружил Ирину в центре села в кампании еще трех таких же начинающих паломниц, и потому она наотрез отказалась идти одна на ночлег к знакомым, в «проверенное» и «заранее оплаченное» место. «Ну, сам подумай, как я могу их бросить?» – сказала Ирина, показывая на своих новых подруг. Делать было нечего, и все этой сырой, замерзшей «бригадой» мы пошли по селу в поисках ночлега. Через полчаса нас было уже до десяти человек, так как, видя компанию во главе с человеком в подряснике (я к тому времени уже был рукоположен), все эти бедолаги с надеждой присоединялись к нам.

Так, обходя село от дома к дому, мы неизменно получали отказ. Все уже давным-давно было занято. Иногда сердобольные хозяева приглашали пройти в дом и самим убедиться, что мест нет, но мы и сами это видели, и уже были готовы притулиться хоть в сарае, лишь бы под крышей. Ночлег мы нашли где-то через час, когда в большинстве домов уже погас свет. Нас приютил Владимир Михайлович Кудрявцев, чей дом и так уже был полон, но на полу в коридоре и сенях еще нашлось место для десяти уставших и замерзших паломниц. Именно с той встречи в доме Кудрявцевых позже началась история строительства в селе Бобино деревянной Никольской церкви.

Но это будет через пять лет, а пока, уставший и опечаленный крахом своего «суперплана», я шел и думал о том, что в следующий раз ни за что не дрогну и пройду весь путь так, как положено.

Между тем, приближался 2000 год – юбилейный для Великорецкого крестного хода. На этой волне с ним стали происходить удивительные изменения. Буквально на наших глазах крестный ход значительно вырос числом и заметно помолодел. Каждый год в него вливались сотни новых паломников, которые с замиранием сердца слушали рассказы бывалых ходоков о том, как еще недавно власти гнали и преследовали их, не давая пройти на Великую реку.

Так случилось, что в ту пору я как раз нарабатывал материал для кандидатской диссертации по теме хрущевских гонений. Со страниц документов вставала, действительно, жуткая и подлая картина, в свете которой бывалые крестоходцы казались настоящими героями своего времени. Позже Владимир Крупин посвятил им слова, помещенные на памятном кресте, что установлен наверху Великорецкого холма: «Поклон вам, воины Христовы, сохранившие для нас великую святыню – Великорецкий крестный ход». Лучше не скажешь. Вместе с тем, нельзя было не заметить, что многолетнее хождение на реку Великую одних только мирян, без участия духовенства, которому категорически было запрещено появляться в месте паломничества, имело также и свои печальные результаты.