Александр Образцов - Миллионноглазый (сборник)

Таким он был и после отречения от престола, хотя сердце его готово было разорваться на куски. Таким был и под арестом в Александровском дворце и в ссылке. В последний день в доме Ипатова семья читала то, что давно для них было выше любого искусства, выше любого эстетического наслаждения. Главы из книги пророка Еноха. Библия. Евангелие… Слушали молитвы. В ночь с 16 на 17 июля 1918 года они были расстреляны. Закончился их земной путь, который они проходили с великим смирением и надеждой.

И всё было бы правильно, и по-христиански, ибо если тебя ударят по одной щеке, подставь другую. Но в истории с убийством царской семьи есть некое превышение зла. Не случайно интернациональные большевики что-то бубнили об опасности приближения белых к Екатеринбургу, о возможном использовании имени Николая в гражданской войне на стороне белых. Хотя, казалось бы, держать царскую семью в Москве в качестве заложников или потребовать за них громадный выкуп было бы значительно выгоднее. К тому же безобразное убийство безоружных, женщин и детей произвело на долгие десятилетия вперед отталкивающее впечатление от коммунистического режима.

Почему состоялось так, как состоялось? Почему даже гильотина в Париже 1789 года производит все же впечатление небольшого, мизерного правосудия, а случившееся в Ипатьевском доме все без исключения классифицируют как грязное и подлое убийство, совершенное отморозками ?

Видимо, потому, что грехи Романовых перед Россией были неподъемны. Но они не стоили одной только слезы ребенка.

Русская идея есть единство. И что же? Трое русских, собравшихся за одной бутылкой, в любом вопросе имеют три полярных мнения. Двое русских, имея преимущество крови, бегут к третьему, еврею или грузину, чтобы предать друг друга. Один русский вместо того, чтобы с восторгом присоединиться к великому русскому имени, оплевывает его.

В этом нет загадки. Множество народу, одаренное собственными мнениями, пытаются эти мнения продавить. Явление похвальное, но бесперспективное.

Что здесь ценно для человечества, а что губительно?

Губителен возникающий хаос, не имеющий общей составляющей. Ценно количество мнений (идей).

Иногда возникает общее стремление к одному результату – победе в войне, например. Или выходу в космос. Или универсальной идее братства. Тогда наступаем на горло ради общей победы.

Но почему победа не может быть более продолжительной? Почему снова и снова возникает бутылка на троих, грузин с евреем и отрицание собственной истории?

Только по причине некоего стереотипа. Какой-то идиот решил, что русские стремятся к соборности, а внешние обстоятельства не дают им объединиться. И возникает христианство, социализм. Возникает колхоз, партия власти.

Да нет же! Конечно же, русские стремятся к индивидуализму и правам личности, а ложные представления толкают их к единству.

Что получается? Толпа гениальных вольнодумцев сбивается в кучу. Нет общей жизни. Одно взаимное раздражение. И любая другая толпа, объединенная одним-двумя вожатыми, спокойно опережает их на любом историческом этапе. Скажем, абсолютно неличностные китайцы в последние годы.

Что требуется изменить в подходе? В подходе требуется каждому вольнодумцу придать безличностную толпу. Что и происходило в многонациональной стране. И в ее окрестностях. В Китае, в частности, в Персии или Палестине.

Однако заклинание о единстве и соборности сжимало расширяющуюся галактику и превращало ее в сорок бочек арестантов.

Не секрет, что сегодняшний мир стремительно несется к коммунизму. Уже очень скоро Ротшильды и Гейтцы наравне со всеми пойдут через проходную на трудовой подвиг. Кто ими станет руководить? Вожатые? У которых одна тактика в голове и ни клочка стратегии?

Только русские вольнодумцы спасут мир, растащив его по своим направлениям.

Давно известно, что одна идея (в данном случае маниакальное стремление к справедливости) может победить только в том случае, если оно начнет делиться на разные течения и заполнит всё пространство жизни.

Модификации справедливости вместо модификаций социализма.

Литературе в ее сегодняшнем виде на русском лет 250, не более. Но судя по виртуозным строкам Ломоносова про букву «Г» ей значительно больше и она не приобретала за эти 250 лет, а теряла. Вначале Пушкин произвел ей усекновение и усреднение по французскому рецепту. Затем за дело принялись прозаики от Толстого до Достоевского. Тогда-то русская литература пропиталась гнилью публицистики и распухла до водянки. Я исключаю из этого ряда известно кого: Гоголя, Тютчева, Лермонтова, Чехова, Анненского, Хлебникова, Мандельштама, Платонова и еще кого-то, пусть не обижаются. И я скажу – списочек-то не слабый.

С тяжелым чувством спускаюсь в нынешний пропахший мышами подвал.

Прежде всего отвергаю абсолютно московское убожество ста последних лет и в особенности последних двадцати. Только из санитарных соображений называю Сорокина, Пелевина. Специально не даю имен приличных, поскольку рядом со списком больших они еще не устоялись.

Но их мало. Их больше в провинции, в Питере – а эти не допущены.

Поэтому вид русской литературы сегодня подростковый. Что там из нее вырастет в связи с оккупацией страны Садовым кольцом, пока непонятно. Хочется думать, что обычная честность в суждениях быстро расставит всё по ранжиру и отыщутся Тютчевы и Платоновы.

Глисты сосут Россию, глисты. Широким спектром – от Венедиктова до Пу. Фармакология не поможет – только бабкины травы.

Русского человека, как никакого другого, постоянно тянет поговорить на общие темы. И постоянно точит мысль заняться каким-то новым делом. Потому у нас так хорошо жилось немцам, евреям, которые заряжаются на всю жизнь в своей узкой специализации. Соединение русской глобальности с этим профессионализмом давало всегда удивительные результаты.

Когда же власть берет русская стихия – начинается 17 год.

Русским ни в коем случае нельзя закисать. Им надо смешиваться, двигаться. Иначе дело плохо. Сами они не приспособлены для движения вперед, даже обладая чудовищной силой. Эта сила, не приводимая в действие, – гремучая смесь, безумие, ядерный распад.

Царизм всегда чувствовал (наверху это хорошо различимо) как ему поджаривают пятки. И направлял силу на завоевание, на безумные иногда дела. Например, строительство Петербурга, разведение картошки, – что угодно. При Николае Втором, наиболее чутком из царей, возникла полная растерянность власти, шараханье, ужас. Судьба деда его парализовала, не давала сосредоточиться, принять решение.