Александр Образцов - Поднебесная (сборник)

Таня

Франсуа

Таня . Это все сказки. Никогда ее не было. Были грязные, вонючие парадные, злобные обыватели, загаженные церкви. Был еще какой-то другой народ, да… Он пытался их исправить, помочь им стать людьми… А потом улетел, весь… Понял, что это невозможно. И – улетел. На небеса. А сейчас смотрит вниз – и у него даже жалости нет к ним. Ко всем.

Франсуа . Ваши странности еще и сами по себе странны. Приходится защищать ваш Родину от вас самих.

Таня . Нашей Родины нет, Франсуа. Ее нет. И не будет. Так что вам лучше подумать о своей стране. И защищать ее, пока не поздно.

Франсуа . От кого защищать?

Таня . А вот об этом говорить нельзя. Нет! Тсс… Они могут услышать… Они могут понять, что мы тут… Нет, не надо об этом! Как у вас с погодой?

Франсуа . Что?

Таня . Какой-то мрачный, холодный июнь. У вас тоже холодно?

Франсуа . Возможно. Хотя, – я не помню. Я не запоминаю погоду… Почему вы испугались, Таня? От кого надо защищать Францию?

Таня . Не надо об этом! Прошу!

Франсуа . У вас невроз.

Таня . Невроз?.. Хорошо. Тогда слушайте. Да. Слушайте. У нас тоже было тихо. Так тихо! Вы не знаете наших тропинок, в полях. Когда идешь и идешь, а потом забываешь, что идешь просто на речку, и невиданное счастье начинает поднимать тебя над травами, тебя обвевает ласковый июльский ветер, березы качают своими тяжкими ветвями – Франсуа, в России жил Бог! В полях России, в ее тихих облачных вечерах, в ее домах, избах… Он странствовал по этой стране, он слушал наши сказки, наших детей… И мы возгордились, Франсуа! Мы решили, что это навсегда, и что надо потребовать от Бога власти над миром, и через эту власть сделать всех такими же счастливыми. Наши писатели начали учить Бога, наши недоросли стали ему угрожать… И он истаял, исчез… Его нигде не стало… И тогда пришли те люди. Нет! Не надо об этом! Они сильнее Франции, сильнее всего мира! Они самые сильные из людей, но держать их в ничтожестве может только Бог. Не будем об этом говорить! Они услышат, придут и убьют нас…

Франсуа . Что вы! Что вы, Таня!.. Ну? Хотите, я позвоню вашему врачу?

Таня . Все, Франсуа. Все. Я успокоилась. С врачом вы меня развеселили. Давайте поговорим о какой-нибудь ерунде.

Франсуа . Хорошо. Хотя мне казалось, что мы говорили на общие темы. Давайте говорить о ерунде. Например?

Таня . Для вас ерунда – общие темы. А для нас – личные. Поговорим об искусстве.

Франсуа . Вы считаете, что искусство для нас – ерунда?

Таня . Конечно.

Франсуа . Это не так. Искусство нам помогает…

Таня . Вот! Оно помогает вам или мешает. А у нас оно убивает. И за него убивают. Вы поражаетесь судьбой Ван-Гога, а у нас это рядовое явление. У нас все настоящие писатели ходят с вырванными ноздрями. А композиторы – с выколотыми глазами. Художники у нас без ушей, и без пальцев, без рук по самые локти! Они держат кисти культяпками… зубами!

Плачет. Растерянный Франсуа бежит за водой. Когда он возвращается, Таня уже позевывает.

Пауза.

Франсуа . Я вынужден попросить у вас объяснения…

Таня . Ну, извините меня. Ну?.. Или вы хотите, чтобы я застегнулась на все пуговицы и следила за произношением?.. Но это же скучно, Франсуа. К тому же я только представила себе их лень… Да, для вас это дико. Конечно. Человек тратит десятилетия своей единственной жизни на написание стихов, например, но не может отличить дактиля от амфибрахия! Честное слово! Ему лень заглянуть в учебник грамматики. Он ничего не читает. Его кругозор формируется к двенадцати годам. Все наши гении, Франсуа, все эти искалеченные люди, о которых я говорила – дилетанты, не профессионалы. И если среди них появляются двое-трое известных в мире людей, так ведь какой это ничтожный процент по отношению к сотням, тысячам графоманов, изуродовавших свои жизни!..

Не-ет, Франсуа, не относитесь к России всерьез. Здесь этого не поймут. Начнут наглеть… Ну, и так далее… Вы это наблюдаете уже лет пятьсот.

Франсуа . Да ведь никто всерьез и не относится, Таня. У нас много своих дел. У нас хороший, уютный дом. В Европе. Но с одним дефектом: восточное окно в доме постоянно выбивают. Мы не успеваем стеклить. Только застеклим – его выбьют. А то и целый угол разворотят.

Таня . А как южное окно? Не беспокоит?

Франсуа . Не понимаю?

Таня . С юга вам не дует?.. Ну да, конечно… На юге вы хорошо поработали на местности.

Франсуа . Мы осуждаем колониализм.

Таня . Ну а что, удобно. Вас оттуда вышибли, вы тут же начали осуждать. А мы вот не осуждаем свой колониализм. Мы его любим. Мы бурятов любим. И узбеков. И татар. Мы их обнимаем. Мы и земли их захватывали только для того, чтобы обнять. Честное слово. Мы и японцев любим. И американцев. А французов – так просто обожаем. Если вы хотите иметь красивую жену, Франсуа, приезжайте в Москву и выбирайте, кого захотите. Не пожалеете.

Франсуа(усмехнувшись ). Вы знаете, Таня, я все же думаю – пусть русские красавицы достаются своим кавалерам.

Таня . Боитесь?

Франсуа . Скажем так – опасаюсь.

Таня . Напрасно… А впрочем – правильно. Будет ходить нечесаная до обеда. Годам к двадцати пяти поплывет, обабится. К тридцати отупеет. К сорока возненавидит всех соседей. А к пятидесяти задушит вас подушкой во сне. И сама газом отравится.

Франсуа . Снова вы наговариваете на себя.

Таня . Вот!.. Вот, видите! Вы уже рассуждаете, как русский. Вы уже мыслите не меньше, чем классами, народами. На меня, на личность, вы переносите все видовые бабские признаки. Давайте. Еще немного и вы начнете стричь деревья и газоны. А потом людей. Это ведь была ваша, германская мечта о социализме! Вперлись в чужую страну… Заразили ее… неизлечимой болезнью…

Плачет.

Франсуа(в бешенстве ). Прекратите издеваться надо мной! Я не германец!

Таня(прекращая плакать ). Ой! А кто же вы? Римлянин?

Франсуа . В таком случае вы… вы… монголка!

Таня . Естественно.

Франсуа . И… и…

Таня . Ну-ну? Я это слышу часто у себя на родине. Давайте. Следом за монголкой идет… ну? Ду-ра. Правильно.

Франсуа . Я этого не говорил.